— Теперь не только пропеклись, но и поджарились, — сказал Уилли.

— А давайте возьмем камень, — предложил Рупор, — и передавим.

— Слушай, что я сказала. Оставь их, — велела Рут. Она снова залезла в карман. — Вот.

Она протянула каждому по книжке спичек.

Мы взяли. Все кроме Мэг.

— Я не хочу, — сказала она.

— Что?

Она отдала коробок.

— Я… не хочу. Пойду лучше закончу стирку, хорошо? Это… ну…

Она опустила взгляд, вниз, на свернувшихся на земле обугленных гусениц и их выживших товарищей, пытавшихся уползти подальше, и побледнела.

— Что? — сказала Рут. — Противно, да? Ты что, брезгуешь, милочка?

— Нет. Просто не хочу.

Рут рассмеялась.

— Черт бы меня побрал. Поглядите-ка, мальчики, — сказала она. — Черт возьми.

Она все еще улыбалась, но внезапно лицо ее сделалось очень суровым. Я испугался и вспомнил о том дне со Сьюзен. Словно она все утро держала Мэг под прицелом, а мы просто не замечали. Слишком увлеклись.

— Вы поглядите, — сказала она. — Мы тут на уроке женственности. — Она подошла ближе. — Мэг у нас брезгливая. Вы же знаете, мальчики, что девочки брезгливые, да? Леди! А Мэг у нас леди! Конечно же.

От ее слов веяло жестокой издевкой; в них слышался нескрываемый гнев.

— А по-твоему, я не брезгую? Ради Бога! Ты что, решила, что я не леди? Думаешь, леди не могут делать то, что приходится? Не могут потравить долбаных вредителей в своем, блядь, саду?

Мэг стушевалась. Все произошло так внезапно, что ее нельзя за это винить.

— Нет, я…

— Лучше не смей мне перечить, деточка! Потому что я не потерплю таких намеков от какой-то девчонки в футболочке, которая даже личико свое чумазое утереть не может! Поняла?

— Да, мэм.

Рут отошла на шаг.

Похоже, эта тирада немного остудила ее пыл. Она вздохнула.

— Мои мальчики все сделают, — сказала она. — Да, мальчики?

Я кивнул. В тот момент у меня и в мыслях не было что-нибудь сказать. Никто не проронил и слова. Рут была столь властной, холодной и справедливой, что я даже испытал какой-то благоговейный трепет.

Она погладила Рупора по голове.

Я посмотрел на Мэг. Она возвращалась в дом, опустив голову, и терла лицо, пытаясь найти пятнышко грязи, к которому придралась Рут.

Рут положила руку мне на плечо и повернулась к вязам позади. Я ощутил ее запах — мыло, керосин, сигареты и свежий воздух.

— Мои мальчики все сделают, — сказала она. И голос ее снова был очень-очень ласковым.

К часу дня мы сожгли все гнезда во дворе Чандлеров, и Рут оказалась права — птицы закатили пир на весь мир.

От меня несло керосином.

Я проголодался и готов был убить за пару «Белых Замков». Подумал и решил остановиться на болонском сэндвиче.

Пошел домой.

Умылся на кухне и сделал сэндвич.

В гостиной мама гладила и подпевала песенке из «Музыканта»,[13] на которого они с отцом ездили в Нью-Йорк в прошлом году, как раз перед тем, как у них разгорелся скандал из-за, как я полагаю, папиной последней интрижки. Ему частенько выпадал случай завести роман на стороне, и он никогда не отказывался. Он владел долей в ресторане «Орлиное гнездо», и там постоянно кого-нибудь цеплял.

Но, наверное, в тот момент мать обо всем позабыла и помнила лишь тот славный денек с «профессором» Гарольдом Хиллом и его компанией.