— Ты отойди. Вон там стань.

Всех остальных поставили на колени у края могилы, связав им руки за спины. Хасан пошел в дом, доложил Турку:

— Все готово.

— Возьми фотоаппарат, — Турок указал на нишу, где хранилась камера. — Сделаешь снимки. Хотя дай-ка его мне. Я сам буду снимать.

Когда вышли, Турок, не спеша, выбрал место для съемки, Хасан встал так, чтобы попасть в объектив фотоаппарата. Устроившись поудобней, шейх распорядился:

— Начинайте!

Один из боевиков подошел к рабу, стоящему с края, ближе к Турку, схватив его за редкую бородку, задрал ему голову и перерезал горло кинжалом. Казненного столкнули в могилу. Потом расправились со вторым, третьим… К очередной жертве подошел сам Хасан, вынул кинжал из ножен:

— Ты хотел нашей земли — получи ее! Сгниешь в ней!

Когда трупы столкнули в могилу, старший из телохранителей приказал остававшемуся в живых:

— Зарывай! Разровняй и замаскируй так, чтобы даже я не смог отличить это место. Если тебе, конечно, дорога твоя голова.

Хасан подошел к Турку:

— Последнего тоже нужно убрать. Не стоит оставлять свидетеля.

— Он будет убит, когда нужно. Мои слуги знают свое дело. Нам же не стоит забивать этим голову. Сейчас поужинаем, после чего — в мой гарем. Выберешь любую наложницу.

Хасан с Турком направились к дому.

Пров Меркульев и Равиль Османов уютно расположились в креслах в дальнем холле госпиталя.

— Я, если комиссия разрешит, тоже на заставу. Заключу контракт, — делился своими планами Равиль.

— Может, в пограничный институт?

— Я и об этом думал. Но так считаю: успокоится всё на нашей земле и ее кому-то возрождать нужно будет. Вот там мои руки больше пригодятся. А на заставе смену я себе подготовлю. Обязательно.

— А я решил не снимать погон. Продолжу семейную традицию, буду и дальше границу охранять.

Разговор прервала медсестра, которая даже запыхалась, разыскивая их по госпиталю.

— Вас зачем-то вызывает к себе начальник госпиталя.

— Ну что, не будем отказываться от приглашения? — шутливо спросил Османова Меркульев и с улыбкой взглянул на медсестру. — Скажите, идут, мол.

У начальника госпиталя их поджидали толстячок, облаченный в ладно пошитый костюм, и женщина средних лет с блокнотом и авторучкой. Хозяин кабинета поприветствовал вошедших.

— Молодцы! Не только воевать умеете. Врачи докладывают, что идете на поправку, опережая все прогнозы медицины.

— Так оно и есть, — ответил Меркульев, — нам поскорее в строй нужно вернуться.

— В строй не обещаю, а вот в люди на время выпущу. Да не смотрите так удивленно. Вот сейчас снимут мерку, чтобы одеть по форме, и — вперед.

— Расправьте плечи, батенька, — попросил толстячок Меркульева и, не доставая главного орудия закройщика — портновского метра, принялся диктовать своей помощнице размеры. Взглянув на удивленного клиента, пояснил:

— Мой глаз, батенька, точнее любого метра. Все будет по высшему разряду.

То же самое закройщик проделал и с сержантом Османовым, заверив его:

— И у тебя фигура стандартная. Всё будет сидеть как надо. Иначе нельзя — в Кремле ведь будут вручать вам Звезды Героев.

А в то же самое время далеко от Москвы, в чеченских горах, обсуждали свои дальнейшие действия Рамзан и его напарник. Укрывшись в кустарнике, они уже почти не наблюдали за дорогой — все мысли о другом. Курбанов тверд в своем намерении самим свершить возмездие.