Давид сделал точный продольный разрез на горле. Труп, лежащий на каталке, привезли около полудня из раздевалки боксерского клуба, разрыв аневризмы. Еще чувствовался тяжелый запах пота, такой же, какой иногда был у Кэти, когда она возвращалась с тренировки; как давно это было.
Этого паренька смерть забрала просто так. Ему не было и двадцати.
Что тут понимать?
Вечером после работы Давид сходит в кино, решено. Настоящее приключение – высунуть нос из своей квартирки, погулять в свете уличных фонарей и на некоторое часов вырваться из ежедневной рутины. Быть может, в последний момент он передумает и вернется, но, по крайней мере, попробует.
Нужно попробовать.
Из-за металлической двери за его спиной подул сквозняк. Он обернулся, его редко беспокоили во время работы.
Испачканный скальпель, который он держал в руке, упал на пол.
У него подкосились ноги, так что он схватился за угол стола. Губы его чуть раздвинулись и снова сжались.
Она изменилась. Огненная шевелюра уступила место спортивной стрижке с длинными прядями цвета красного дерева на висках. На ней был кремовый костюм, очень строгий, и длинная тонкая кожаная куртка.
Оглушенный, Давид снял зеленую хирургическую маску.
– А… Аделина?
Он с трудом произнес ее имя, время как будто остановилось. Аделина… Имя, связанное с болью. Обнажающее едва зажившую рану.
Молодая женщина задержала дыхание. Она знала, что может в любой момент потерять самообладание. Убежать, скрыться в городской суете.
Взяв себя в руки, она наконец приблизилась к Давиду, постояла немного, она почти плакала, потом сжала его в объятиях. Сжала изо всех сил.
– Давид, Давид… – прошептала она ему на ухо.
Давид глубоко вдохнул. Тепло человеческого тела, совсем рядом. Как давно он его не чувствовал…
– Как вы меня нашли? – спросил он дрожащим голосом по-прежнему обнимавшую его женщину.
– Я почти не сомневалась, что вы не оставите свою профессию, даже несмотря на…
Она чуть отступила.
– Ваш… ваш бывший директор сказал мне, что вы уехали в Бретань. Тогда я стала обзванивать десятки похоронных бюро…
Давид, прихрамывая, направился к металлическому столу и прикрыл лицо умершего. В горле у него стоял ком.
– Но зачем? Год спустя?
Он стоял к ней спиной, взгляд у него блуждал. Он безуспешно старался чем-нибудь занять себе руки.
– Вы знали, Давид… Знали и ничего мне не сказали…
Он подошел к мусорному ведру в другом конце лаборатории и выбросил туда бумажное полотенце. У него на лбу выступили капельки пота.
– Вам… не сказал чего? О том, что произошло, мне сказать больше нечего. Они умерли, и все это… в прошлом.
Он уперся ладонями в стену, опустил голову.
– Вы не должны были дойти до дороги… Не должны были вызвать полицию… нужно было оставить меня… Оставить меня с ними… Меня… меня вернули к жизни, а их больше нет.
Он тряхнул головой:
– Аделина… Возвращайтесь домой. Забудьте все… Не ворошите прошлое… Так будет лучше для нас обоих.
Когда он обернулся, Аделина теребила перчатки, она была очень серьезна.
– Слишком поздно, Давид… Слишком поздно! – крикнула она.
– О нет, не может быть! – воскликнул Давид и кинулся к ней.