– Вы лжете! – гневно ответила на слова Давида Эмма. – Я вам верила! Правда верила! А вы такой же, как все! Сволочь!

Глухо рыча, она дала ему пощечину.

– Вот этим… – сказал Артур, указывая на пыточные инструменты. – Надо вырвать грех из его внутренностей, только медленно, очень медленно… Ты должна оставить свой след на его теле, передать ему всю боль, которую ты испытала за последние недели. Чтобы он никогда этого не забыл. Приступай! И клади каждый кусок его плоти на весы, пока они не придут в равновесие. Вырежи ему сто двадцать пять граммов злобы и лжи. Он будет умолять тебя… О, Эмма! Он будет умолять тебя так, как никогда не умолял. И уважать. Приступай!

Дофр продолжал говорить, но она уже ничего не слышала. Она смотрела на журнальный столик, вдруг у нее в руке оказался кривой хирургический нож.

– Артур убил моих родителей! – безнадежно бросил Давид. – Уничтожил их, когда мне было всего три года! Кристофа и Жаклин Обер! Вы должны мне поверить!

Эмма сжала металлическую рукоятку и погрозила Давиду лезвием.

– Поверить вам? Да как вы смеете?! – заорала она.

– Он убил еще шесть семей этими самыми инструментами! Эмма! Вы же видели фотографии! Куски истерзанных тел! Личное дело! Личное дело Палача-125! Палач-125 – это он!

Дофр упивался происходящим. Он все больше и больше вертелся в кресле, казалось, он заново переживает прошлое. Убийства, мольбу, крики, уговоры…

– Не знала, что вы такой лицемер! – сказала Эмма, приближаясь к Давиду. – Отрежу-ка я вам язык.

– Фотографии! Фотографии детей! Вы же видели их! – Он опустил голову. – Посмотрите! Посмотрите на мой череп! Номер! 97878! Шестой ребенок! Найдите фотографию шестого ребенка!

Она нахмурилась, когда увидела бритый затылок Давида и едва различимые на нем цифры.

– Ты его побрил? – спросила она Артура. – Но зачем?

– Режь его! Режь! – приказал Дофр вместо ответа.

Она склонила голову, вытащила из кармана фотографии, которые забрала у Аделины, застав ее в лаборатории. Она посмотрела на снимки, потом на череп Давида. То же расположение… Тот же размер… Тот же номер.

Эмма обернулась к Артуру:

– Но… что он такое говорит?

Она пыталась найти сходство ребенка на снимке с Давидом, но лица мальчика видно не было.

Палач выдернул фотографии у Эммы из рук, бросил их на пол, а затем схватил ее за запястье.

– Ты что, не понимаешь, что он опять над тобой издевается? Что использует детей, чтобы смягчить тебя? Он сам себе сделал эту татуировку! Он же живет этой идиотской историей! У него вся жизнь ей подчинена, ты сама знаешь! Да он сам дьявол! – Дофр резко подтолкнул ее к Давиду. – Он тебе врет! Он всегда тебе врал!

Эмма напряглась и выставила вперед хирургический нож.

– Ну же! – рявкнул Палач. – Режь! Режь его и клади куски на весы!

– Нет, Эмма! Ради бога, не делайте этого!

Она в ярости воткнула Давиду нож в правое бедро. Давид скорчился от боли, пока Артур бился в экстазе, сидя в своем кресле.

– Почему, Давид? – выдохнула она, обдавая его зловонием. – Почему все всегда так кончается? Почему вы не способны любить меня?

Давид стонал, лицо его искривилось, пока Эмма отрезала крохотный кусочек плоти.