Мешок со свитками стихов Марк Юний закинул куда-то на чердак за стреху и так и ни разу не развернул ни единой элегии - у него пропала охота к тому после ухода грека. Лишь недели через три сын Бреты полез на чердак и уронил эти свитки. Они с девочкой хотели было растопить огонь в печи этими элегиями, но Брета заметила и спросила прежде Марка Юния. Он хотел было уже согласиться, но любопытство толкнуло его кинуть взгляд на эти писания.

Вот и шестую весну среди гетов, в шкуры одетых,

У киммерийских границ выпало мне отбывать...

- прочитал он начало одного из стихотворений. Он уже не мог оторваться и дочитал до конца. Потом он прочел вторую элегию, потом взял мешок рукописей и ушел с ним к реке, к своему камню и там сидел до вечера, читая и перечитывая стихи варварского поэта. Нет, он не был особенно впечатлен искусство этого мира было, конечно, столь же дикарским, как и все остальное. Можно ли было это сравнивать с фантоматикой Дзиангаутси, с изощренным чудословием диадзиалей империи или переливами умельцев звуковых облаков! Но грек-торговец оказался прав в другом: судьба, печаль и обида этого Овидия, дзианганец не мог не признать этого, были весьма сходны с тем, что испытывал он сам.

Не о возврате молю...

сделай изгнанье мое не столь суровым и дальним!..

Да, вот и он мысленно взывал теперь о том же, готовый славословить и даже откровенно низкопоклонствовать перед троном. Вот бы его вернули хотя бы на Карсу, планету, что стала на языке дзианганцев синонимом глухомани! Да, да, все в точности сходится... Или вот это:

Чаще пиши - и сотни причин победишь, чтоб отныне

Мне не пришлось искать, чем тебя оправдать.

Это тоже было знакомо Марку Юнию - он ломал ночами голову, гадая, пытаются или нет его друзья хотя бы как-то снестись с ним, если уж не вернуть в Дзиангаутси. Он перебирал причины, по которым могла бы не удаться попытка отыскать его или дать ему знак, гадал, кто из друзей мог бы быть настойчивей в том... что говорить... все вы одинаковы, друзья мои, хоть в Римской империи, хоть в галактической... А интересно, что же произошло с этим Овидием? Простили его или он так и окончил свои дни в ссылке? Юний пожалел, что не расспросил торговца-грека.

Эти стихи что-то изменили. Марк Юний начал немного интересоваться происходящим вокруг и даже иногда выбирался вместе с Кином, сыном Бреты, на охоту в лес. В основном, конечно, охотился мальчишка - Юний больше разглядывал природу, деревья, травы, птиц и стрекоз. Но как-то раз и дзианганец, пульнув из самострела почти наугад, добыл дикую утку,впрочем, плавал за ней опять же Кин. В таких походах он поневоле, чтобы как-то объясняться с мальчиком, кое-что выучил из языка селения, а мальчик нахватался римских слов, вот на этой тарабарщине они и разговаривали.

Как-то в этих скитаниях по окрестностям, не так далеко от деревни, они очутились вблизи одного странного сооружения, наполовину каменного, что было диковинкой для народа Брода и Граба. Кин объяснил, что это древнее капище, святилище предков его рода. Мальчик испытывал суеверный ужас перед этим местом. Юний понял его так, что мало кто из селения Граба бывает здесь,- святилище было почти заброшено.