– А к Палкину он не заходил? – ядовито спросил Савчука Кобылкин. – Это, скажи мне, пожалуйста, и сегодня, и вчера он на те четыре гривенника, что я ему вчера дал, кутит? А сколько он истратил вчера? Потом, сам говоришь, он куда-то ходил! Это все на четыре гривенника? Ты как думаешь? Сегодня „куда-то“, в чайную, в трактир…

– Действительно, – сознался Савчук, – вы совершенно верно говорите, Мефодий Кириллович, да может быть, дома у него были…

– Дома! Дома! – передразнил помощника Кобылкин. – Не он ли вчера говорил, что сапоги да шапку пропивает?… Эх вы! Голова-то где у вас?… Марш к нему, и чтобы я каждый шаг, каждое слово этого парня знал. Глаз с него не спускать, но чтобы сам он ничего не заметил.

После этого посещения недовольное чувство еще более разрослось в душе Мефодия Кирилловича. „Нюх потерял, – сердился он, – чутье ищейское, никуда не годен, на покой пора… Кляча старая! Ах, нет, не будет по-вашему: шипит змея-то, шипит!“

Под влиянием этой мысли, уже не новой, не раз приходившей на ум, но только мелькавшей, как молния, не вызывавшей дотоле никаких соображений, но теперь вдруг озарившей старика словно каким-то новым, ярко блещущим светом, Кобылкин даже присел.

– Шипит змея! – воскликнул он. – Иные породы даже свист издают… А что, если и Воробьев погиб от укуса ядовитой гадины? Ведь есть же такие, что убивают моментально.

Он стремглав выбежал из дому и вскочил в экипаж.

– Прямо по Литейной! – закричал он кучеру таким громко-веселым голосом, что тот даже оглянулся и с удивлением поглядел на своего господина.

Кобылкин мчался к Колоколенскому.

Он не застал доктора в больнице и отправился на частную его квартиру. Когда он позвонил, отворил ему сам Колоколенский, но не впустил, а стал в дверях так, что пройти в комнаты было нельзя.

Колоколенский как будто нисколько не удивился внезапному появлению Мефодия Кирилловича.

– Ну, что еще? – спросил он.

– Дело, доктор! Змеи шипят, а свистеть они могут?

– Свистеть, шипеть и насмерть жалить могут…

– А смерть может быть моментальна, и яд змеи может ли не оставлять следа?

– Ага, догадались… Сколько угодно! След остается после укуса, но его почти невозможно найти… Все? Прощайте!

– Погодите!

Кобылкин не дал двери захлопнуться.

– Не мешайте мне работать, – с досадой воскликнул Колоколенский, – что еще вам?

– Последнее слово: может один человек с безопасностью для себя подпустить страшно ядовитую змею к другому?

– Умеючи все можно, а человек – такая гадина, что способен на все. Прощайте!

Колоколенский с силою захлопнул дверь, но Кобылкин уже не злился на него: он узнал все, что ему было нужно на первое время.

Вприпрыжку, перескакивая через ступеньки, спустился Мефодий Кириллович с третьего этажа, в котором обитал Колоколенский. Состояние духа его теперь совершенно изменилось. Всякое недовольство и гневливое чувство исчезли, старик торжествовал. Он был уверен, что держит в руках путеводную нить к раскрытию тайны всех преступлений.

Весело посвистывая, поехал он далее.

По пути Кобылкин заехал в отель, где жила Марья Егоровна Воробьева, но той уже там не было. Мефодию Кирилловичу сообщили, что еще накануне, поздно вечером, почти ночью, за ней пришел часто бывавший до того молодой человек – Алексей Николаевич Кудринский – и увез ее. Куда – прислуге отеля известно не было.