Но одна Марья Егоровна не осталась. Едва только скрылся Козловский, перед нею явился Мефодий Кириллович, Марья Егоровна сперва не поняла даже, откуда он взялся, а Кобылкин заговорил, не давая ей времени прийти в себя.

– Слава богу, увиделись мы все-таки! – воскликнул он. – А то, милая барышня, вы словно под затвор попали. Я-то к вам уже сколько раз прибегал, да меня все не пускали. Скучно под затвором, поди?

– Я, кажется, имею право вести жизнь, как мне желательно! – отвечала старику Воробьева.

– Конечно, конечно! Слышал я, замуж выходите?

– Опять-таки мне кажется, что это касается только меня одной.

– И в этом вы правы! Однако, какая же вы строгая молодая особа! Никак к вам не подступиться… Ай-ай-ай! А я-то думал, что мы с вами друзьями стали. Вот тебе и друзья!… За Алексея Николаевича Кудринского изволите замуж выходить?…

– Да…

– Так, так! – Кобылкин уселся в кресло, оставленное Козловским, побарабанил по столу пальцами и сказал: – А что, милая барышня, если попросить вас не торопиться с этим браком?

– Позвольте, как вы смеете вторгаться в мою жизнь? Кто вам дал это право?

– Господь с вами! Где же это я вторгаюсь! Я говорю о просьбе, просить же ни о чем не возбраняется. Просьба это только – и более ничего. Слушайте, мне вас жаль!

„Вот о чем говорил мне Алексей! – насторожилась Марья Егоровна. – Сейчас этот старик, верно, будет говорить и непременно что-нибудь дурное про Алешу…“

Она сделала движение, как бы намереваясь встать и уйти, и сказала:

– Мне кажется, что я не нужна здесь. Не для посторонних же бесед меня вызывали?

– Постойте, постойте! – даже испугался Кобылкин. – Останьтесь еще немного. Мне непременно нужно сказать вам несколько слов. Я приходил к вам, но меня не пустили, а между тем, мне кое-что уже известно… Марья Егоровна, милая, останьтесь! Уверяю вас, что только одна ваша польза заставляет меня просить, чтобы вы выслушали меня.

Голос его звучал с такой убедительностью, с такой сердечной ласкою, что Марья Егоровна, сама того не замечая, поддалась его обаянию.

– Говорите, я слушаю вас! – произнесла она.

– Спасибо! Помните, когда я был в день похорон вашего отца, вы сами тогда говорили, что желаете отомстить за его смерть… Да? Так? Вы горели тогда негодованием и ненавистью. А что, если я скажу вам теперь, что мне достоверно известно, что ваш несчастный отец не умер скоропостижно, а убит.

– Что вы! Этого быть не может! – воскликнула Марья Егоровна. – Я начинаю бояться вас.

– Ну зачем же меня бояться, когда я не желаю вам ничего, кроме добра? Повторяю, ваш покойный отец был убит.

Марья Егоровна оправилась уже от первого впечатления, произведенного на нее этим сообщением.

– И сейчас я, вероятно, услышу, – сказала она, – что его убийца – я.

– Если хотите, – спокойно ответил Кобылкин, – то, пожалуй, и вы.

– Благодарю вас! – заволновалась Марья Егоровна. – Я знала, что вы именно это скажете. Чего же вы ждете? Хватайте меня, сажайте в тюрьму… вот я…

Кобылкин с состраданием смотрел на нее.

– Бедная вы, ослепленная! – качая головою, сказал он, и его голос проник в душу девушки. – Вы поймите, я прошу вас обождать несколько с вашей свадьбой, не торопиться с нею… Ведь всегда будет на это время.