Я узнал об этом, когда навестил его в начале ноября, ближе к Дню благодарения, который ни он, ни я больше не праздновали. Я нашел его в глубоком отчаянии. Он потерял все. Продал свою машину и разъезжал теперь на старенькой, еле живой «хонде-cивик». Считал каждый доллар. Хотел продать дом в Коконат-Гроув, но и дом теперь стоил гроши.

— Я за него заплатил семьсот тысяч долларов, — сказал он агенту, который пришел его оценить.

— Месяц назад вы бы его продали еще дороже, — ответил агент. — Но сейчас всему конец. Недвижимость рухнула окончательно.

Я предложил ему помощь. Я знал, что ему предлагали помочь и бабушка, и мои родители. Но он не собирался сидеть сложа руки и дать жизни себя сломить. И тогда я понял, что именно это меня в нем и восхищало: не его финансовое или социальное положение, а то, что он был боец, каких мало. Ему надо было зарабатывать на жизнь, и он начал искать работу, любую.

Ему подвернулось место официанта в шикарном ресторане в Саут-Бич. Работа была тяжкая и для него физически нелегкая, но он готов был преодолеть все. Все, кроме унижений, которым постоянно подвергал его патрон, его вечных криков: «Что ты копаешься, Сол! Поворачивайся, клиенты ждут!» Однажды он в спешке разбил тарелку, и ее стоимость вычли из его заработка. В один прекрасный вечер, не стерпев, он взял и уволился: швырнул фартук на пол и выбежал из ресторана. Он бродил по пешеходным улицам Линкольн-роуд-молла, а потом сел на скамейку и зарыдал. Никто не обращал на него внимания. Его отчаяние тронуло только громадного чернокожего парня, который, напевая, прогуливался поблизости.

— Меня зовут Сикоморус, — сказал парень. — А у вас, похоже, дело неладно…

Сикоморус тогда уже работал в «Хоул Фудс» в Корал-Гейблс. Он рассказал Фейт про дядю Сола, и та нашла ему место у касс супермаркета.

В тишине и покое Бока-Ратона моя новая книга с каждой неделей продвигалась вперед.

Зачем я сейчас, летом 2012 года, позвал в свои мысли Балтиморов? Чтобы заново пережить прошлое или чтобы поговорить об Александре?

Лео по-прежнему внимательно следил за моей работой. Написав несколько страниц, я давал ему почитать. В начале августа он спросил:

— Почему вы пишете эту книгу, Маркус? Вы ведь уже написали первый роман о своих кузенах.

— Тут другое, — объяснил я, — это книга о Балтиморах.

— Книга-то, может, и другая, но для вас по сути ничего не изменилось, — заметил Лео.

— Что вы имеете в виду?

— Александру.

— Боже милостивый, вот еще только вас тут не хватало!

— Сказать вам, что я думаю?

— Нет.

— А я все-таки скажу. Если бы Балтиморы еще жили на этом свете, Маркус, они бы хотели, чтобы вы были счастливы. И для вас настало время быть счастливым. Еще не поздно. Поезжайте к ней, попросите прощения. Начните свою жизнь сначала, вместе. Не будете же вы всю жизнь ждать! Не будете всю жизнь ходить на ее концерты и думать, как все могло бы быть! Позвоните ей. Поговорите с ней. Вы же в глубине души сами знаете, что она только этого и ждет.

— Поздно, — отозвался я.

— Нет, не поздно! — отчеканил Лео. — Никогда не бывает слишком поздно.