Егор эту идею молодого сотника поддержал и пообещал давать в сопровождение кого-нибудь из своих ратников. Мишка этой помощи только обрадовался — все спокойнее, когда при отроках окажется не только урядник, такой же, по сути, мальчишка, но и кто-то из взрослых мужей.

На совместном совещании решили так: первые полтора десятка из числа отличников в военной и политической подготовке, то есть, наиболее отличившиеся в походе, самые дисциплинированные и старательные, выйдут в ближайшие дни в увольнение вместе с Арсением. Слово, пришедшее из прошлой жизни, как ни странно, сразу легло как родное — все его правильно поняли и приняли без пояснений, и прижилось оно моментально.

Мишка давно заметил, что именно воинские команды и выражения из жизни ОТТУДА оказываются самыми универсальными. Те, которые оказывались ТУТ пока незнакомыми, принимались сразу, как будто только и ждали своего часа, чтобы прижиться в языке. Мало того, буквально через пару дней Мишка услышал в разговоре отроков привычное уху сокращение: не замечая боярича, они выясняли друг у друга, кто пойдет в «увал» первым из их десятка.

Приготовления к этому знаменательному событию развернулись нешуточные, счастливцев собирали и готовили всем миром, почти как к дембелю ТОГДА — хоть соцсоревнование за самый пафосный выход в увольнение устраивай между десятками. К немалой радости сотника, этот внезапно вспыхнувший энтузиазм удачно поглотил накопившуюся за время отдыха мальчишескую энергию и перенаправил ее в конструктивное русло, заодно избавив Мишку, Дмитрия и Демку от немалой головной боли, грозившей плавно перейти в геморрой. Особенно сильный ажиотаж разгорелся, когда было объявлено, что тем, кто идет в город, выдадут аж по десять резан — невиданное богатство для мальчишек, денег в руках до сей поры не державших.

Первые полтора десятка счастливцев встали еще по темноте и до самого света то слонялись в томительном ожидании по двору, то приводили в порядок и без того новые одежки и вычищенное еще накануне снаряжение и оружие. Наконец они построились во дворе по команде Арсения. Слова «инструктаж» ратник, разумеется, не знал, но суть данного явления, как выяснилось, постиг в совершенстве. Хотя Мишка не стал отягощать Арсения еще и этим филологическим нововведением, но именно инструктаж тот и провел, причем в классических традициях.

Начал он свою речь эпически. Оглядел строй вытянувшихся в струнку и затаивших дыхание отроков и довольно усмехнулся:

— Вот! Можете, когда захотите! Слушайте сюда, шишки еловые! Говорю один раз, кто не запомнит, вспоминать будет уже при чистке нужников, пока слово в слово не повторит то, что я сейчас скажу, а нужники не засияют аки котлы, что у вашей Плавы на кухне. Всем ясно? Не слышу?

От дружного рева «Да!», прозвучавшего в полтора десятка глоток так, что собаки по всему посаду немедленно зашлись в ответ лаем, в некоторых курятниках по соседству всполошились куры, а какая-то баба, шедшая к колодцу мимо подворья, от неожиданности шлепнулась на стылую землю и заголосила с перепугу. Впрочем, Арсений распинался о том, что можно, а чего никак нельзя, хоть и подробно, и весьма образно, но недолго, так что соскучиться его аудитория не успела, а сказанное, надо полагать, запомнила. Наконец, четырнадцать мальчишек во главе с урядником вышли за ворота. О том, что произошло в дальнейшем, Мишка узнал позже в пересказе сразу из многих источников, так что картинка у него сложилась вполне объемная.