Проснулся Нил Игнатович от ощущения странной неловкости и смутного беспокойства. Сквозь щели глаз увидел белый халат, облегавший чье-то крупное тело. Открыл глаза и узнал маршала Шапошникова. Борис Михайлович, ссутулившись, сидел рядом на стуле и смотрел на Нила Игнатовича с грустной задумчивостью.

— Ох ты боже мой! — Нил Игнатович слабо вскинулся, нащупывая немощной рукой пенсне на простыне. — Генерал-майор спит, аки неразумный младенец, а маршал сидит возле него и караулит!..

Борис Михайлович скорбно улыбнулся одними уголками губ и погладил исхудалую руку профессора.

— Ну, здравствуйте, батенька мой… Какой же я для вас маршал? Это вы для меня генералиссимус науки.

Не в такие уж далекие дореволюционные годы, когда Шапошников учился в Академии Генерального штаба русской армии, Нил Игнатович Романов вел там курс военной истории; потом Романов преподавал в Академии имени Фрунзе, которую несколько лет возглавлял Борис Михайлович, где их и сблизила общая борьба против всякого рода вульгаризаторства в теории и практике военного дела, упрощенчества в толковании стратегии и оперативного искусства.

— Не прибедняйтесь, Борис Михайлович. — Нил Игнатович с искренним почтением взглянул на маршала. — Я из леса военной истории так и не выбрался, а вы, постигнув океан знаний, стали истинным жрецом стратегии. Помню, как вы планировали бросок наших армий на помощь Чехословакии, а потом план помощи Франции на случай нападения на нее Гитлера. Превосходно!..

— Какой толк от этих планов?.. — Шапошников вздохнул и нахмурился. — Не понадобились… А было время, когда имелась возможность раздавить Гитлера… Не захотели Англия и Франция. У них другие цели… Вот и пожинаем плоды — вначале они, а теперь наш черед…

При этих словах Нил Игнатович положил руку на колено Бориса Михайловича и посмотрел в его лицо.

— Когда? — после напряженной паузы спросил он. — Если, конечно, не секрет.

— Какой там секрет, тем более от вас. — Но маршал непроизвольно оглянулся на дверь. — Доносили о многих сроках… Теперь ждем завтра.

— Я так и знал, двадцать второе июня… — Нил Игнатович задумчиво посмотрел в потолок, — Гитлер хочет переплюнуть Наполеона… В этот день в восемьсот двенадцатом Наполеон пересек Неман… Но помнит ли Гитлер, что через три года в тот же самый день Наполеон отрекся от престола?..

— Любопытно… — Борис Михайлович покачал головой.

— И заметьте, — Нил Игнатович снова повернул голову к маршалу, — в прошлом году именно двадцать второго июня капитулировала Франция и было подписано Компьенское перемирие. Односторонне верит Гитлер в судьбу. Ну как, милый мой маршал, выстоим?

— Выстоим… — В тихом голосе Бориса Михайловича зазвучало что-то трагическое. — Выстоим, если иметь в виду потенциальные возможности.

— А если их не учитывать?..

— Что вы, батенька мой? — Шапошников вяло засмеялся. — От вас такого вопроса не ожидал.

— Почему же?.. У Франции тоже были немалые возможности…

— А-а, вы о стратегической инициативе?.. Мы не Франция. И потом, вторая мировая война уже сколько длится? — Борис Михайлович отвел взгляд, подсчитывая. — Без малого двадцать два месяца. Все это время мы готовимся не вообще, а в предвидении прямой агрессии против нас. Сделали очень много! Я имею в виду подготовку военно-экономического потенциала, увеличение армии, подготовку новых командных кадров, разработку современных образцов оружия и техники. Но есть предел всяким возможностям.