– Сколько нам еще ехать? – несколько ворчливым тоном поинтересовался конгрессмен. – А то мне нужно бы выйти.

Эрин пропустила его слова мимо ушей.

– А я сегодня прикончил одного парня, – сообщил ее бывший супруг.

– Правда?

– Да, там, на том корабле.

– За что же?

– Да вот пытаюсь вспомнить.

Эрин решила, что этот инцидент пригрезился Дэрреллу. Однако он продолжал:

– Знаешь, на самом деле это совсем не так, как я себе представлял. В смысле – что я буду чувствовать, когда убью кого-нибудь...

– Ты завираешься, как обычно, – прервала его Эрин, думая про себя: «Что же мне с ним делать? Ведь он сорвет весь мой план насчет конгрессмена».

– Я заберу Анджи, и мы уедем, – вдруг резко сменил тему Дэррелл.

– Ты шутишь? Да тебе прямая дорога за решетку!

– Нет, в Аризону. В инвалидно-колясочную столицу Северной Америки!

– Свихнувшийся ублюдок.

– И я увезу с собой нашу дочь.

– Прежде я пристрелю тебя, – отрезала Эрин.

Внезапно Дэвид Дилбек начал всхлипывать и дергать дверную ручку, но притих, когда Эрин ткнула ему в щеку дулом своего тридцатидвухкалиберного.

Дэррелл Грант поморщился.

– С каких это пор ты ходишь с пушкой? Терпеть их не могу.

– Моя предстательная железа... – начал было Дилбек.

– А ну, цыц – вы оба! – грозно прикрикнула Эрин.

Дэррелл почесал себе щеку концом клюшки.

– Скажи хотя бы, куда мы все-таки направляемся. Эй, водила, твоя понимать американский?

Пьер и ухом не повел.

– Я скажу тебе, куда мы едем, – ответила Эрин. – Нам предстоит увидеть нашего конгрессмена в действии.

В начале октября сахарный тростник, растущий на берегах озера Окичоби, зелен и кустист; к этому времени он успевает вымахать до десяти футов в высоту. Эти земли – наиболее плоская часть Флориды. Проезжая по ним на машине, не видишь из окна ничего, кроме сплошного зеленого моря тростника, расстилающегося, куда ни кинь взгляд, до самого горизонта. Примерно через месяц сюда прибывает почти две тысячи сезонных рабочих из карибских стран; они начинают рубить тростник, и тогда сахарные заводы работают день и ночь без перерыва – до самого окончания сезона. Однако в начале октября на поля выходит техника: сначала странного вида, похожие на гигантских крабов, комбайны срезают тростник и укладывают его рядами, а затем другие машины подбирают его и доставляют на завод, где стебли сначала измельчают, чтобы потом отправить под пресс.

Конгрессмен Дэвид Дилбек не слишком задумывался ни над научной, ни над технической стороной возделывания сахарного тростника. Ему вполне хватало того, что Рохо – симпатичные, воспитанные и щедрые люди. Конечно, их огромные взносы на его предвыборные кампании имели большое значение, но Дилбек продал бы свой голос в конгрессе даже за одну возможность пользоваться время от времени их роскошной яхтой. Также его весьма устраивало общество молодого Кристофера, разделявшего его любовь к «клубничке» и никогда не отказывающегося поучаствовать в подобного рода развлечениях. Внимание богатых и могущественных людей составляло для Дэвида Дилбека весьма приятную – и лестную – сторону его деятельности на посту члена конгресса.