Обвинения Тони всколыхнули давние страхи того, что внутри у меня что-то очень неладно – что-то глубоко укоренилось и мешает любить дочерей, как должна любить мать. Поэтому я приняла решение запросить копию врачебных записей, касающихся меня.
В детстве я была на попечении социальных служб, а теперь, став взрослой, могла получить копию персональных данных, и мне не имели права отказать. Прошло восемь недель, прежде чем по почте пришел пакет. Я ждала и нервничала, пока не отвела девочек в школу, а потом, собравшись с духом, вскрыла его.
К своему вящему беспокойству, я обнаружила, что все написанное обо мне – ложь. Часть обвинений были просто чудовищными. Такие слова, как «холодная», «неотзывчивая», «отсутствие эмпатии» и «импульсивная натура», буквально бросались в глаза. Один социальный работник даже предположил, что я нахожусь в группе риска по суициду, а отсутствие привязанности к кому-либо может означать, что я не ценю свою жизнь. Очень далеко от истины.
Но одна запись, сделанная незадолго до моего четырнадцатого дня рождения, лишила меня дара речи.
«Повторные обследования не смогли выявить какое-то одно конкретное расстройство личности у Лоры. В числе прочего, она проявляет признаки нарциссического личностного расстройства и самообмана. Она демонстрирует желание делать все по-своему, чрезвычайно харизматична, но может питать скрытую вражду к другим. Один из приемных родителей отметил, что она любила подавлять и унижать мальчика старшего возраста, жившего в том же доме, издеваясь над его низкими интеллектуальными способностями. Другой приемный родитель наблюдал, как она сломала лапу домашнему псу, наступив на нее, однако Лора отказалась считать себя виноватой. Похоже, она часто верит в собственную ложь и переписывает события у себя в голове так, что предстает жертвой. Постоянно проявляет социопатические тенденции, и мы настоятельно рекомендуем не отдавать ее в дом, где есть другие дети, приемные или родные».
Положив стопку листов к себе на колени, я закрыла глаза. Как кто-то мог писать столь ужасные вещи о маленькой девочке? Почему меня, ребенка, испытавшего такую эмоциональную травму, заклеймили «социопатом»? Много ли у меня было шансов на удочерение с такими ярлыками? Сколько семей отвергли меня из-за этих слов?
Конечно, каждый ребенок совершает ошибки. Но, становясь старше, я научилась маскировать определенные порывы – научилась приспосабливаться, научилась быть как все. Переделала себя. Наблюдая за поведением других людей. Эти описания не давали точного представления о том, кем я была или кем стала.
Я знала, что не могу допустить, чтобы Тони прочел мое личное дело, поэтому спрятала пакет в хозяйственной комнате за сушилкой, рядом с моими сигаретами. Но в последующие недели возвращалась и перечитывала эти страницы, снова и снова терзая себя, пока не выучила все наизусть, до последнего слова.
Теперь я снова мучила себя, наблюдая за силуэтами Тони, Джанин и девочек в кинотеатре. Наконец тихонько выскользнула из темного зала и вернулась на парковку. Дойдя до зеленой «Астры», достала из сумки ключи от машины и, убедившись, что камеры наблюдения не смотрят в мою сторону, выцарапала на водительской двери слово «манда».