– Жрать готовят. Гречку, похоже, варят.

– Гады, хоть бы нам дали! Чтоб им… – разразился ругательствами Ерофеев.

– Ага, дадут, по девять граммов на каждого, – буркнул Цибуляк.

– Ладно, хлопцы, не будем себя накручивать. Офицеры проснутся и разберутся, – пытался как-то успокоить себя и их Миклашевский.

– Ага, уже разобрались, Витюху чуть не кокнули. За шо? Мы же к ним сами пришли, – ныл Цибуляк.

– Заткнись, Степа, и без того на душе точно! – цыкнул на него Ерофеев.

В сарае снова воцарилось тягостное молчание, каждый ушел в себя. Сменилось две смены часовых, когда наконец о них вспомнили. На двери громыхнул засов, она распахнулась, в проеме возник фельдфебель. Стрельнув колючим взглядом по перебежчикам, он остановился на Миклашевском и повел стволом автомата:

– Мне выходить? – спросил Игорь.

Фельдфебель энергично кивнул.

– Одному? Но мы же пришли вместе!

– Вместе, вместе, – заголосили Цибуляк и Ерофеев.

– Хальт! – рявкнул фельдфебель и дернул Миклашевского за рукав шинели.

Он подчинился и вышел из сарая. Яркий дневной свет слепил глаза. Игорь остановился и тут же в его спину уперся ствол автомата.

– Шнель! – приказал фельдфебель.

Они прошли через расположение хозяйственной части батальона. Об этом говорили дымы, курившиеся над трубами полевых кухонь. В воздухе носились запахи каши и жареного мяса. Желудок Игоря ответил на них мучительными спазмами. Он судорожно сглотнул, в иссохшем от жажды горле запершило, и от мучительного кашля на глазах навернулись слезы. Фельдфебель был неумолим и не дал перевести дыхания. Проклиная его и всех, вместе взятых, немцев, Игорь, спотыкаясь на колдобинах, тащился вперед. Они миновали бывший скотный двор и через пролом в стене кузни вышли к штабу батальона – конторе бывшего колхоза «Заветы Ильича».

Фельдфебель постучал в дверь и, получив разрешение, подтолкнул Миклашевского к входу. Он вошел в просторную, опрятно убранную комнату. В ней находились четверо, старшим среди них был майор. Скользнув по Игорю равнодушным взглядом, он кивнул штабс-фельдфебелю, а сам склонился над картой. Тот подошел к перебежчику и с нескрываемым интересом стал рассматривать его. Этот отличался от других, он не заискивал, не лебезил, и в глазах не было страха. Подтянутый, опрятный вид Миклашевского вызвал удивление у штабс-фельдфебеля. Игорь посчитал, что пришло время брать инициативу на себя, достал из кармана гимнастерки листовку-пропуск с портретом и обращением Блюменталь-Тамарина и подал ему. Но штабс-фельдфебель, даже не посмотрев на нее, начал допрос:

– Фамилия?

– Миклашевский, – бодро доложил Игорь.

– Часть, должность?

– Штрафной батальон, командир отделения.

– Зачем перешел линию фронта?

– Хотел сделать подарок вашему фюреру в день его рождения.

Заявление не произвело впечатления на штабс-фельдфебеля. Он хмыкнул и с сарказмом заметил:

– Ты на два дня опоздал.

– Комиссары, сволочи, помешали.

– А чем они тебе не угодили? – допытывался штабс-фельдфебель.

– Хотели поставить к стенке.

– За что?

– За то, что в рыло дал.

– Куда, куда?

– Челюсть гаду свернул.

– А-а, – оживился штабс-фельдфебель и продолжил допрос: – С какого времени на этом участке фронта?