Очарованные красотой Петергофа, Миклашевские не замечали времени и не чувствовали усталости. Они любовались фонтаном «Самсон», каскадами «Шахматная гора», «Золотая гора», гуляли по тенистым аллеям Нижнего парка и наслаждались покоем. Их головы кружили и пьянили сладковатый аромат цветущих лип и запахи моря. В разыгравшемся воображении возникали сцены из блистательного прошлого. Петр Великий, воля и гений которого создали на хлябях болотных это настоящее чудо света, в сопровождении архитекторов, инженеров, каменщиков и плотников утверждал на Балтике величие России и ее новой столицы. В туманной морской дали белоснежными облаками-парусами угадывался непобедимый русский флот.

Все изменилось в одно мгновение. Серое облачко над Финским заливом на глазах обратилось в грозовую тучу. Солнце померкло. Ураганный ветер ломал, как спички, вековые липы и с корнем вырывал дубы-великаны. Это неистовство стихии захватило Игоря и вовлекло в водоворот времени и трагических событий. В невероятной фантасмагории смешались блокадный Ленинград, позиция 189-й прожекторной станции зенитно-артиллерийского полка, Москва, база подготовки 4-го управления, Судоплатов, Маклярский, Фишер, Беккер, Головко, Блюм и Шрайбер.

Сон обратился в кошмар. Холодная испарина выступила на лбу Миклашевского. Через затянутое густой решеткой окно тусклый свет падал на мрачные лица Блюма, Шрайбера и Сыча – первого садиста в батальоне, они напоминали маски злодеев из фильмов ужасов. Перед Сычом на столе лежали пилка-ножовка, щипцы, ножи, спицы. Он, примеряясь, перебирал их. Блюм кивнул, и Сыч, отложив адские инструменты, и нанес Игорю удар в солнечное сплетение. От боли у него потемнело в глазах и перехватило дыхание. Сыч, не дав ему опомниться, заученным движением заломил руки за спину, связал веревкой, подвел под них металлический крюк и налег на рычаг лебедки. Плечи Игоря обожгло огнем. Перед его глазами плыла и двоилась искаженная яростью физиономия Блюма. Потрясая плеткой, тот требовал:

– Признавайся, это ты подбил к дезертирству два взвода батальона?!

– Это он! Это Миклашевский! Я знаю! – кричал из-за спины Блюма невесть как оказавшийся в пыточной камере каптер Демидович.

– Серега, ты?! Как?.. – у Игоря перехватило дыхание.

– Ха-ха, – предатель рассмеялся ему в лицо.

Из сна, превратившегося в кошмар, Миклашевского вырвали заливистый лай зениток и разрывы снарядов. Советская авиация бомбила Берлин. В следующее мгновение взрывы прозвучали рядом с зондерлагерем Восточного министерства. Земля содрогнулась и отозвалась утробным вздохом. Стены комнаты угрожающе затрещали. Игорь слетел с кровати и, едва не упав, ухватился за стол. Новый взрыв раздался поблизости. Яркая вспышка озарила темноту ночи. Окно брызнуло осколками стекол. Они поранили левую руку, но в горячке Игорь не ощутил боли, ринулся к стулу, сдернул со спинки брюки и стал одеваться. Следующий взрыв потряс дом и швырнул его на пол.

«Глупо погибать от своих!» – только и успел подумать Игорь, как прозвучал еще один мощный взрыв. Дом и на этот раз устоял. Прошла минута, за ней другая, звуки разрывов становились все тише, стены, пол отзывались на них мелкой дрожью. Бомбежка перемещалась в сторону аэродрома Темпельхоф. Отблески лучей прожекторов, метавшихся по небу в поисках целей, блеклыми бликами отражались на стенах комнаты и на землисто-сером лице Игоря. Вскоре они исчезли. Он выбрался из-под стола и прислушался. С улицы донесся надрывный вой пожарных машин. Несмотря на тяжелейшее положение вермахта на фронте и участившиеся бомбежки Берлина, пожарная служба работала без серьезных сбоев. Отряхнув с себя пыль и смыв кровь с порезов на левой руке, Игорь оделся и занялся уборкой комнаты.