— Ну что, Лисе? Пытаешься спасти этого несчастного там, наверху? — Распа кивнула в сторону эшафота и доктора Проктора, который в полном отчаянии смотрел на толпу.

Тем временем Кровавый Колодец все читал и читал приговор, так что публика заскучала и начала свистеть.

— Ой, — простонала Лисе. — Ну, если они отрубят ему голову, я вернусь на машине времени на пару часов назад и спасу его.

Распа засмеялась и покачала головой:

— Не так легко изменить историю, как вы, идиоты, думаете. Неужели до тебя еще не дошло? Даже Виктор не понимает, что изменить происшедшее невозможно, если только ты не пожертвуешь собственной жизнью. Или ты уже забыла, что я сказала вам тогда в магазине? История высечена в камне, и изменить высеченное в камне можно лишь ценой собственной жизни.

Лисе вспомнила. Не поэтому ли им не удается помешать происходящему?

— А почему вы лучше доктора Проктора знаете, как надо менять историю? — спросила она, чтобы выиграть время, и сделала еще одну попытку освободить свою руку, в которой была зажата труба.

— Потому что никто не потратил больше меня времени на то, чтобы изучить время и узнать, что это такое, девочка моя. Это ведь я изобрела мыло времени.

— Мыло времени? — простонала Лисе.

Она вспомнила о множестве часов в магазине «Лангфракк» и поняла, что Распа говорит правду. И тут же подумала о другом.

— Но… но если история высечена в камне, то доктор Проктор не может сейчас умереть! Потому что в этом случае не будет, например, изобретен ветрогонный порошок. История будет изменена, а это, по вашим словам, невозможно!

— Ты не слушаешь, что я говорю, глупая девчонка, — сказала Распа, прикрыв черными веками свои огромные глаза, и понизила голос: — Смерть — вот единственное исключение. Только умерев, ты можешь изменить историю. Потому что тогда ты сама исчезнешь во времени и уже никогда не вернешься. Смотри, сейчас настал этот момент. Когда Виктор умрет и исчезнет навсегда, изменится история. — Глаза ее широко раскрылись, и она сказала с ледяным смешком: — Все будет мое, и только мое!

Лисе, уже наполовину освободившая руку, остановилась:

— Что значит «все будет мое»?

— Если Виктор Проктор умрет в тысяча семьсот девяносто третьем году, то кто, по-твоему, получит патент на ванну времени? Кого будут считать величайшим изобретателем всех времен и народов?

Кровавый Колодец на эшафоте перестал читать, посмотрел на листок в руке и крикнул, заглушая нарастающий свист:

— Ладно, мужики, тут еще много чего понаписано, но это все одно, что про того, что про этого.

Я предлагаю сразу приступить.

Восторженные крики.

Распа откинула голову назад и злорадно рассмеялась.

Лисе воспользовалась этим и сделала последний сильный рывок. Она высвободила одну руку из объятий Распы.

— Ах ты, несчастный сухопутный краб… — начала Распа.

Но этим все и ограничилось. Потому что труба обрушилась ей на голову, и дылда рухнула на землю как подкошенная.

Лисе побежала вперед, проскользнула под руками стражников, стоявших у лестницы, и поднялась по ступенькам. Там она прыгнула на шею Кровавого Колодца, который уже взял в руку веревку, удерживающую нож.