Первый танец на эстраде еще были пары, и рядом с нами танцевали знаменитые зайчики. Потом мы танцевали почему-то одни. Хуй его знает, почему мы оказались одни, и мелькал свет, вдруг запечатлевая наши позы и было восхитительно, ведь она была рядом, и мне казалось, что ничего не изменилось — не было крови и слез, и сейчас мы еще потанцуем, и обнявшись пойдем домой, и ляжем вместе.

Ни хуя подобного. Мы недолго там были. Карлос потащил нас к каким-то своим приятелям домой смотреть порнографические фильмы. Хозяину было лет пятьдесят, по виду он был похож на Тосика, одного нашего общего с Еленой знакомого дельца из Тбилиси, девка была молодая. Во время порнофильмов, где противные и вульгарные бабы радостно глотали сперму какого-то прыщавого кретина, моя душенька сидела почему-то на одном кресле с Карлосом, и он все время, по моему, пытался схватить ее или обнять. Они сидели сзади меня, но даже по шуму, какой они производили, я понимал, что она стесняется меня, и что он — Карлос — о ней не слишком высокого мнения.

— Считает девкой, — думал я, — а она все играет в королевы и игры обожания разводит. Приучил я ее, приучила Москва, — Елена Прекрасная, Елена — лучшая женщина в Москве, а раз в Москве, значит в России. «Натали Гончарова». Она же не видит, какими глазами он на нее смотрит. Зеленский Сашенька, божий идиотик, втайне влюбленный в Елену, говорил, не мне, конечно, а одному из наших приятелей, что встретил Елену, ведущую к себе мужчину. «Знаете, какими глазами он на нее смотрел? Мы все таскались с ней — Лена, Лена! Уж он-то знал ей цену — нашей Лене, отлично знал». Может, это был Карлос, откуда я, Эдичка, знаю — я не знаю ни хуя. У меня только боль, только боль.

Елена подошла ко мне после порно-грязи и сказала как бы оправдательно: — Карлос хотел посмотреть, какое у меня будет лицо, как я буду реагировать на эти фильмы. — Ну, ты как? — сказала она, и вдруг погладила меня по волосам. — О!

Как я был? Представьте себе свободного бандита, который привык реагировать на все просто и ясно — мне хотелось застрелить всех в доме и уехать с ней в ночь. Но ведь это была ее злая воля — ей и мне так вот жить. И я терпел.

Потом мы вышли. Он ловил такси, мы стояли с ней под колоннами дома, и она говорила, что я хорошо выгляжу, что я нашел свой стиль одежды. Я поблагодарил ее за вечер и за «Плейбой-клаб».

— Был ли ты в «Инфинитиве», это дискотека? — спросила она.

— Нет, — сказал я, — не был.

— Я тебя поведу, у меня есть членский билет туда, — сказала она, — вернее, это билет Джорджа, но неважно.

Лил дождь. Он остановил, наконец, машину. Мы поехали, она потребовала, чтобы вначале мы отвезли ее. Мы отвезли; выходя, она поцеловала меня в губы. Когда в отеле я взглянул в зеркало, губы мои были в губной помаде. Я стер ее, а потом пожалел, что стер.

Через некоторое время была еще одна встреча, когда у нас произошло странное сближение, мы обнимались и целовались спьяну, она была нежной и тихой. Это было на корабле, куда мы поехали компанией — и Жигулин с какой-то пышной девицей, и высушенная селедка Зеленский, и мы — экс-супруги.