Нет, я не испортил бабу, она такая была с Витечкой, богатым мужем вдвое старше ее, за которого она вышла замуж в 17 лет, она жила точно так же. Витечка готовил супчик, водил «мерседес» — был личным шофером, зарабатывал бедный художник деньги, а Елена Сергеевна в платье из страусовых перьев шла гулять с собакой и, проходя мимо Ново-Девичьего монастыря, заходила вместе с белым пуделем в нищую, ослепительно солнечную комнатку к поэту Эдичке, это был я, господа, я раздевал это существо и мы, выпив бутылку шампанского, а то и две, — нищий поэт пил только шампанское в стране Архипелага Гулаг, — выпив шампанского, мы предавались такой любви, господа, что вам ни хуя не снилось. Королевский пудель — девочка Двося, преждевременно скончавшаяся в 1974 году — смотрела с пола на нас с завистью и повизгивая…

Э, я не хочу вспоминать. Сейчас у нас на повестке дня Нью-Йорк, как говорил я сам, будучи когда-то председателем совета отряда и честным ребенком, пионером — на повестке дня Нью-Йорк. И только.

Мы слопали бутерброды с рыбой. Бывшим мужу и жене этого, конечно, было мало. У молодых худых мужчины и женщины были здоровые аппетиты. Я сказал, что мне хочется есть — пойдем, — говорю, — поедим куда-нибудь? Она говорит: — Пойдем, пойдем в итальянский ресторан, он тут недалеко, в «Пронто», я позвоню Карлосу. — Почему, чтобы пойти в итальянский ресторан, нужно звонить Карлосу, я не понял, но не возражал. Я бы вынес сто Карлосов, ради удовольствия сидеть с ней в ресторане, может быть, она боялась идти со мной одним в ресторан, все-таки я едва не убил ее — были причины.

Недодушенная девочка стала звонить Карлосу. Это был довольно серый на мой взгляд тип — я его однажды видел здесь в мастерской, ординарная личность, ни хуя особенного, ни хуя интересного. Он ни хера не делал, а денег у него было полно, как сказала Елена. — Откуда? Родители. Вот против такого положения вещей и будет направлена мировая революция. Трудящиеся — поэты и басбои, носильщики и электрики — не должны быть в неравном положении по сравнению с такими вот пиздюками. Оттого и мое негодование.

Она ничего не стала надевать, только припудрилась и опять красный витой шнур замотала вокруг лба и шеи, и как была в джинсиках и свитерке черном, пошла. Его еще, слава Богу, не было. Мы сели вправо от входа на возвышении — столик заняли на четырех, заказали красное вино, а она его выглядывала. У нее появилась эта глупая привычка — ждать и выглядывать кого-то. Раньше она никого не выглядывала.

— Я забыла тебе сказать, — вдруг произнесла она, немного, как мне показалось, смутившись — это очень дорогой ресторан, у тебя есть деньги?

У меня было в кармане 150 долларов, если уж я шел с ней, я знал ее привычки. 150 — это хватит.

— Есть у меня деньги, не волнуйся, — сказал я.

Потом появился этот тип. Я не враждебен к нему, если б не Елена, на хуй он мне нужен, серая личность с чековой книжкой. Тех, кто сам вырвал деньги у этой жизни, можно хотя бы уважать за что-то, его, иждивенца своих родителей, за что было уважать? На хуй он попался на моей дороге!