— Не обманешь?
— Приду. Жди.
После ухода Анисьи Никита долго стоял в саду, вышел оттуда, когда в доме Ктобовых погас свет.
Не спал всю ночь. "Придет или нет?" — мучил его один и тот же вопрос. Хотелось верить ей, но не верилось.
Но Анисья не обманула, пришла.
От обрыва он всю дорогу нес ее на руках. Она счастливо смеялась, обхватив его за шею, прижималась к нему, целовала в губы, в глаза, в нос… Им никто не встретился. А может, они не видели встречных, потому что ничего не замечали, кроме друг друга, к тому же было темно.
— Ты устал? Опусти меня, а то уронишь, — сказала Анисья.
Но Никита продолжал нести ее…
— Когда же расходиться будем? — прервала жена размышления Моторина, с улыбкой глядя на него.
Он помолчал, отпил из бокала молока, ответил:
— Повременить надо. На примете у меня пока подходящей бабенки нет. Подыщу, тогда… Но если у тебя кто есть, можно поторопиться.
— Поторопись, поторопись. — Анисья засмеялась, придвинулась к мужу, обняла его. — Бедовый ты у меня. Что ни день, то приключение. Картину вот купил. А она нам совсем ни к чему…
— Не покупал я ее, — сказал Никита. — Ума не приложу, как она попала ко мне.
После завтрака Моторин вошел в комнату, снял со стены картину, поглядел на нее, медленно поворачивая, вздохнул, зажмурился, испуганно оглянулся.
— Арифметика… — прошептал он и осторожно поставил картину за шифоньер.
Глава двенадцатая
К Моториным пришел Батюня. Он выкурил на кухне две папиросы и, когда остался один на один с Никитой сказал:
— Я слыхал, ты дефицитным товар из города привез?
Показывай, хвались.
_ Не до хвальбы. Обобрала меня шпана, портки и то не все целы.
— Не ломайся, тащи сюда картину. Я видал, как ты нес ее со станции, но толком не разглядел, что там… Все ждал, сам покажешь, а ты чего-то как воды в рот набрал. Волоки ее сюда, оценю. Я в картинах разборчивый, в детстве сам пробовал рисовать. Бывало, возьму из галанки кусок угля — ширк, ширк, и готово на стене изображение…
Моторин почесал затылок, встал, направился в комнату, но его остановил голос Ларисы:
— Папа, выйди на крыльцо! К тебе пришли!
Никита вышел. У крыльца стоял маленький щуплый незнакомец лет сорока пяти и держал за руль дамский велосипед. При виде Моторина незнакомец прислонил велосипед к стене дома и заулыбался.
— Здравствуй, Христофорыч! Извиняй, что вчера не приехал… Дела! Нынче и то с трудом выбрался. Выехал на своем передвижном аппарате, а у него камера — пшик! Гвоздь хороший попался! Ясно дело, дальше ходу нет, вернулся. Супруга моя собралась ехать к матери в соседнюю деревню, перед отъездом затеялась ужинать. А я тем временем ее передвижной аппарат под себя и — к тебе! Хватилась теперь, рвет и мечет… Ничего, пешком сходит, при ее телесах это полезно…
Моторин удивился, что Щуплый ведет себя как хороший знакомый. Кто же он? И зачем пожаловал? Незнакомец между тем сел на скамейку крыльца, кинул ногу на ногу и продолжал:
— Упарился, пока ехал к тебе. Все в гору да в гору. Ну ничего, отдохну. Зато отсюда под гору. Как дела, Христофорыч?
— Извини, божий человек, я чего-то не припомню, где мы с тобой чаевничали… — Никита продолжал стоять.