— Подпоручик, отставить стрельбу!!, — закричал вскочивший на ноги Пашутин. — Оцепить…

Договорить ему не дал громкий крик одного из часовых, оставленных на складах: — Стой! Стрелять…!

Его крик оборвал револьверный выстрел. В ответ ударили из двух винтовок. Раздавшийся дикий крик смертельно раннего человека, резко оборвался.

— Подпоручик!! Оцепить сгоревшие конюшни!!, — снова закричал Пашутин.

— Я к складам, Миша.

— Иди!

Уже подходя к посту, я крикнул: — Не стрелять! Свой!

Стрелками оказались старые знакомые, поднявшие шум в первый раз. Сейчас они мялись, переступая с ноги на ногу, с испуганно-несчастными лицами. Я еще тогда обратил внимание на то, что это совсем молодые парни, видно совсем недавно призванные в армию.

— Что случилось? Только кратко.

— Так это, ваше благородие, он бежит,…а ему кричу…

— Это я понял. Дальше.

— Тут он стрельнул. Ну,… и мы стрельнули.

Отвернувшись, я подошел к телу, лежащему навзничь, затем нагнулся. Молодой мужчина, лет тридцати, с худым лицом, смотрел в темноту невидящим взглядом. На светлой рубашке, выглядывавшей из-за короткого расстегнутого полупальто, было видно большое темное пятно. В правой руке был зажат револьвер.

— Ваше благородие… — раздался робкий голос солдата. Ему очень хотелось знать, правильно ли он поступил, но вместе с тем боялся, что застрелили не того человека. Тогда трибунал, суд и…

— Вы все сделали правильно. Как зовут?

— Степан… Рядовой Кувалдин, ваше благородие!

— Отметим тебя, рядовой.

— Рад стараться, ваше благородие!

На лице солдата расползлась счастливая улыбка. Развернувшись, я пошел к пепелищу. Мимо меня, в сторону складов, пробежало несколько солдат. Подойдя к сгоревшей конюшне, я увидел, как двое солдат пытаются разжечь костер, а в двух шагах от них лежало три тела. На бревнах пристроили два фонаря, и хотя они давали неяркий свет, можно было разглядеть, кто лежит. Два жандарма и молодой парень с искаженным предсмертной мукой лицом. Не успел я отвести от них глаз, как услышал протяжный стон тяжелораненого и чей-то негромкий голос: — Ваше благородие, чуточку потерпите. Сейчас дохтур придет.

Ко мне подошел Пашутин: — Что там?

— Часовой на посту, по фамилии Кувалдин, убил боевика.

— Кувалдин. Запомню. Идем, кое-что покажу.

— Погоди, — я кивнул головой в сторону снова прозвучавшего стона. — Ротмистр?

— Он. Дурак. Вместо того чтобы сидеть тихо, решил героя изобразить. Полез с двумя жандармами искать ход в подвал. Ну и нарвался на бомбу. Хитро придумали, сволочи. Бомба рванет, а они тем временем в бега подадутся. У них почти получилось.

— Жить будет?

— Не знаю. Глаз вытек, а на лице живого места нет. Идем к подвалу.

Мы подошли к чудом сохранившемуся углу сгоревших конюшен. Среди откинутых в сторону обломков обгоревших бревен за откинутой крышкой люка темнел провал в земле. Над ним сейчас стоял подпоручик в окружении троих солдат, державших на вытянутых руках фонари, и вглядывался в темноту.

— Ну и что там?, — спросил я, подходя к офицеру.

Тот выпрямился, затем повернулся ко мне: — Считаю, что нужно вызвать саперов. Один раз рвануло, так и второй раз рвануть сможет.