— Ах вот как! — вскричал Тремаль-Найк, не сдержав искру радости, блеснувшую в его глазах. — У вас есть один из этих душителей?

— Да, один из их главарей.

— Как его зовут?

— Негапатнан.

— И я буду стеречь его?

— Да, ты будешь его сторожить. От такого храбреца и силача, как ты, он ни за что не сбежит.

— Это уж точно. Одного моего удара хватит, чтобы свалить его, — сказал Тремаль-Найк.

— Пошли на террасу. Скоро ты увидишь его и, возможно, твоя храбрость нам пригодится.

— Для чего? — с беспокойством спросил Тремаль-Найк.

— Капитан найдет какое-нибудь средство, чтобы заставить его говорить.

— Значит, я стану не только тюремщиком, но в случае необходимости и палачом?

— Ты очень понятливый. Пойдем, мой храбрый Саранги.

Они вошли в бенгали и поднялись на террасу. Капитан Макферсон был уже там. Развалясь в гамаке, сплетенном из кокосовых волокон, он курил сигарету.

— Ты принес мне какую-то новость, Бхарата? — спросил он.

— Нет, капитан. Но вместо этого я привел вам еще одного ярого врага тугов.

— Это ты, Саранги, их враг?

— Да, капитан, — отвечал Тремаль-Найк с выражением неподдельной ненависти.

— Ну что ж, хорошо. Ты будешь с нами.

— Надеюсь на это.

— Предупреждаю, однако, что ты рискуешь шкурой.

— Если я рискую ей, воюя с тиграми, то могу рискнуть и с людьми.

— Ты молодец, Саранги.

— Благодарю, капитан.

— Как провел ночь Негапатнан? — спросил Макферсон, обращаясь к сержанту.

— Спал, как человек с чистой совестью. Этот дьявол просто железный.

— Но он согнется в моих руках. Приведи его, и сразу начнем допрос.

Сержант сделал полуоборот на пятках и вскоре вернулся, ведя Негапатнана, крепко связанного.

Туг был горделив и спокоен, презрительная улыбка играла на его губах. Увидев Тремаль-Найка, который стоял за спиной капитана, он пристально взглянул на него.

— Ну мой дорогой, — саркастически сказал Макферсон, — как спалось?

— Думаю, что лучше, чем тебе, — ответил душитель.

— И что же ты решил?

— Все то же: молчать.

Рука капитана потянулась к рукоятке сабли.

— Они что, все таковы, эти гады? — вскричал он.

— Все до единого, — сказал туг.

— Но-но, не радуйся так рано. У меня есть страшные средства, чтобы развязать твой язык.

— Но недостаточные для тугов.

— Мы это увидим, когда ты будешь корчиться в страшных муках.

— Можешь начинать.

Кровь бросилась в лицо капитану.

— Значит, ты в самом деле не хочешь говорить? — спросил он голосом, дрожащим от гнева.

— Нет, не буду.

— Это твой последний ответ? Берегись…

— Последний.

— Хорошо, начинаем. Бхарата!

Сержант подошел.

— Есть в подвале столб?

— Да, капитан.

— Привяжи его покрепче и оставь там на несколько дней.

— Хорошо, капитан.

— Когда он начнет засыпать, пусть это будят уколом кинжала. Если через три дня он не заговорит, пусть его нещадно секут кнутом. Если он и дальше будет упрямиться, ты будешь лить кипящее масло, каплю за каплей, на его раны.

— Положитесь на меня, капитан. Помоги мне, Саранги.

Сержант и Тремаль-Найк уволокли пленника, у которого ни один мускул на лице не дрогнул при этих словах.

По винтовой лестнице они спустились в глубокий подвал и вошли в некое подобие обширного подземелья, с высокими сводами, освещенное через узкое окошко у самой поверхности земли.