Но Тремаль-Найк не слышал его. Весь во власти бреда, он безумно размахивал руками, и с его губ срывались какие-то бессвязные слова.

— Ада… Ада!.. — кричал он, страшно закатывая глаза. — Где ты, Дева пагоды… Ах, да! Я помню… Да, полночь! полночь!.. А они пришли, вооруженные, двадцать против одного… Почему у этих людей змея на груди? Сколько змей с головой женщины… Но они не пугают меня. Я охотник на змей… сильный! очень сильный! Я видел его, этого человека, который осудил тебя. Он жестокий и он хотел меня задушить…

И Тремаль-Найк разразился каким-то безумным смехом, который заставил маратха задрожать до глубины души.

— Хозяин, лежи тихо! — умолял Каммамури, слышавший, как проклятое животное бешено мечется неподалеку на краю джунглей.

Охваченный бредом, Тремаль-Найк посмотрел на него полузакрытыми глазами и продолжал еще громче:

— Была ночь, очень темная ночь, я спустился с высоты и увидел перед собой мое видение. Но там была эта страшная Кали. Зачем тебе это божество? Значит, ты меня не любишь?.. Ты улыбаешься, но я трепещу. Ты знаешь, как тебя любит охотник на змей. Может, у меня есть соперник? Горе ему!.. Смотри негодяи приближаются… Они смеются, ухмыляются и грозят мне… прочь отсюда, прочь, убийцы, прочь, прочь!.. У них еще и арканы, они разматывают их… Подождите, я приду и отомщу, убийцы. Вот я!.. Каммамури! Каммамури! Меня душат!..

Он вдруг сел, выкатив глаза, с пеной у рта и, грозя маратху кулаком, закричал:

— Это ты хочешь задушить меня? Каммамури, дай мне пистолет, и я застрелю его.

— Хозяин, хозяин, — бормотал маратх.

— Ах, ты… не знаешь, кто я? Каммамури, меня душат!.. Помогите! Помо…

Маратх заглушил его крик, быстро закрыв ему рот рукой и опрокинув на землю. Раненый яростно отбивался, рыча, как дикий зверь.

— Помогите!.. — снова завопил он.

Со стороны деревьев послышалось мощное пыхтение. Дрожа от страха, Каммамури увидел треугольную морду носорога в просвете среди ветвей. Он понял, что погиб.

— Великий Шива! — воскликнул он, поспешно подбирая карабин.

Носорог посмотрел на него своими маленькими блестящими глазками, но больше с удивлением, чем с гневом. Казалось, он не понимает, зачем тут они.

Нельзя было терять ни минуты. Удивление могло быстро смениться злостью у этого свирепого колосса, легко впадающего в гнев. Не имея больше другого выхода, маратх вскинул карабин и выстрелил, целясь ему в глаз. Но пуля лишь расплющилась о лоб исполина, который, выставив свой рог, приготовился к нападению.

Гибель двух индийцев была почти неизбежной. Еще несколько минут — и их постигла бы участь тигра.

К счастью, Каммамури не потерял хладнокровия. Видя, что животное вот-вот нападет, он бросил карабин, ставший уже бесполезным, кинулся к Тремаль-Найку, быстро поднял его на руки, побежал к пруду и прыгнул туда, погрузившись по самые плечи.

Неудержимая ярость обуяла носорога. В четыре прыжка он преодолел расстояние до берега и тяжело плюхнулся в воду, подняв тучу грязи и пены. Испуганный Каммамури попытался бежать, но не мог. Его ноги увязли в иле, таком мягком, что никакими силами нельзя было вытащить их. Полузадушенный, бледный, дрожащий, бедняга издал пронзительный крик: