— Что это? — удивленно воскликнул он.

Послышался третий выстрел, сильнее двух первых.

— Хозяин! — вскричал он. — На этот раз я найду его.

Он свернул на юг и, побежав, что было сил, через полчаса выбрался на обширную поляну, посреди которой, освещенная сиянием луны, возвышалась величественная пагода.

Он сделал несколько шагов вперед, но тут же вернулся и притаился среди бамбука.

Два человека вышли из дверей этой пагоды и двинулись к джунглям, неся третьего, который казался мертвым.

— Что это значит? — пробормотал маратх удивленно. — Неужели они собираются ночью хоронить этот труп в джунглях?

Он забрался подальше, в середину куста, откуда мог видеть все, сам оставаясь незамеченным.

Оба индийца быстро пересекли поляну и остановились у зарослей бамбука.

— Давай, Сонепур, — сказал один. — Давай раскачаем его и бросим в кусты. Завтра утром мы найдем только кости, если тигры оставят хоть их.

— Ты думаешь? — спросил другой.

— Да, богиня Кали позаботится о том, чтобы послать их сюда полдюжины. Этот индиец для них лакомый кусочек, довольно упитанный и молодой.

И оба негодяя разразились громким хохотом от своей жестокой шутки.

— Возьми его поудобнее, Сонепур.

— Давай: раз, два…

И, раскачав труп, они бросили его в кусты.

Каммамури подождал, пока оба индийца отошли подальше, потом, движимый любопытством, вышел из своего укрытия и подошел к трупу.

Сдавленный крик сорвался с его губ.

— Хозяин! — вскричал он душераздирающим голосом. — О негодяи!

В самом деле, это был Тремаль-Найк. Глаза его были закрыты, лицо страшно искажено, а в груди, вонзенный по самую рукоятку, торчал кинжал.

— Хозяин! Бедный мой хозяин! — зарыдал маратх.

Он упал на грудь мертвеца и тотчас вздрогнул, как от удара электрическим током: ему показалось, что сердце бьется.

Он снова приложил ухо к груди — сомнений быть не могло: Тремаль-Найк был еще жив, его сердце слабо, но билось.

— Возможно, он ранен не смертельно, — прошептал Каммамури, дрожа от волнения. — Надо действовать, не теряя времени.

Он осторожно снял куртку с Тремаль-Найка, обнажив его мощную грудь. Кинжал вонзился между шестым и седьмым ребром в направлении сердце, однако не задел его.

Рана была ужасная, но, возможно, не смертельная; Каммамури который разбирался в этом не хуже иного медика, надеялся еще спасти несчастного.

Он осторожно взялся на рукоятку и медленно, без толчков, извлек оружие из раны: струя крови, красной и горячей, показалась у Тремаль-Найка на губах. Это был добрый знак.

— Он выживет, — сказал маратх.

Он оторвал лоскут от своей рубашки и остановил кровотечение, которое могло стать роковым для раненого. Теперь нужно было набрать немного воды и листьев йоумы и приложить их к ране, чтобы предотвратить заражение и залечить ее.

Собрав все свои силы, он поднял раненого на руки и пошел, шатаясь, к востоку, держа направление к реке.

Обливаясь потом, едва держась на ногах, отдыхая каждые сто шагов, он прошел больше мили, прежде чем достиг берега пруда с чистейшей водой, окруженного несколькими рядами бананов и кокосов.

Он устроил раненого на густой траве и приложил к его лбу компресс, сделанный из смоченного в воде лоскута. От этого холодного прикосновения слабый вздох, который казался сдавленным стоном, сорвался с губ Тремаль-Найка.