– Поднять в ружье военное училище незамедлительно! Передайте мой категорический приказ генералу Богомольцу – пусть со своими бронепоездами, всеми, что есть под рукою и в исправном состоянии находятся, примет в десантные партии юнкеров и сразу идет на всех парах к Нерчинску, а затем к самому Сретенску!

– Есть, ваше превосходительство!

Войсковой старшина с уставшим лицом и красными от постоянного недосыпания глазами, выполнявший при атамане функции адъютанта, помощника начальника штаба, офицера по особым поручениям и начальника канцелярии, щелкнул каблуками сапог и вышел из кабинета. Григорий Михайлович тяжело вздохнул – за эти суматошные дни он так же немилосердно устал, взвалив на себя, как и его помощник и многие другие чины его штаба, множество обязанностей и дел, что при читинской неприхотливости никого не удивляло. Сам атаман был ярым ненавистником раздутых по немыслимым штатам штабов и канцелярий, плодящих одних бездельников, которыми так славился Омск, столица белой Сибири.

Плохо, что почти нет резервов. Железную дорогу пока удается держать только с помощью дивизии бронепоездов генерал-майора Богомольца, плененного американцами на Байкале. Вероломно напали три недели тому назад союзники, испугались его угрозы взорвать тоннели. Он тогда блефовал, пытаясь помочь адмиралу Колчаку всеми способами, даже вслед за Каппелем генерала Сыровы на дуэль вызвал, но все оказалось напрасным. Хотя бронепоезда «союзники» недавно вернули – они просто не представляли собою какой-либо боевой ценности. Обычные теплушки и платформы, на которых уложены изнутри шпалы и мешки с песком, снаружи обшиты, для большей правдоподобности и пущего страха, кровельным железом, имитирующим настоящую броню. Четыре-шесть пулеметов на вагон, в торце стоит погонная пушка – вот и вся неказистая конструкция, способная нагнать страха на плохо вооруженных повстанцев. В реальном же бою после первого попадания не то что фугасного снаряда трехдюймовки, но и шрапнели, поставленной на удар, все эти шпалы обрушатся, просто передавят экипаж и устроят для погибших жаркий погребальный костер.

Но что делать, если ничего нет, а ремонтом тех же паровозов и вагонов занимаются японцы в читинских мастерских. Зато целая дюжина таких шпалированных «бронепоездов» пока позволяет контролировать перевозки и защищать дорогу от налетов красных партизан. Против чехов они, конечно, не выстоят – у тех настоящие крепости на колесах, причем некоторые добротные, царской постройки. Тот же «Орлик», что сейчас в Верхнеудинске Жанена охраняет, – бывший русский «Хунгуз» с прицепленным мотоброневагоном «Заамурец», что в Одессе в 1916 году был построен для русской армии.

– Какую же вы пакость решили сделать?

Семенов насупился, вспомнив вчерашних союзников, ставших если не открытыми врагами, то явными недругами. Он за последнюю неделю сделал все, чтобы отвести от себя их упреки в «недемократичности» установленного в Забайкалье режима. Объявил о создании правительства «Российской Восточной окраины» во главе с кадетом Таскиным, членом Государственной думы, передав всю полноту гражданского управления. Громогласно заявил о желании созвать в самое ближайшее время земской съезд, пусть пока не с законодательными, а лишь с совещательными функциями. Обещал все, что мог в этой непростой ситуации, – в открытый конфликт ему вступать с союзниками опасно, и так хватает напряженного противостояния с красными. Тем более японцы потребовали от него незамедлительного принятия этих либеральных мер для заигрывания с оппозиционной общественностью – им тоже нужно было отчитаться перед американцами, что они поддерживают не махрового диктатора, а вполне легитимного правителя.