– Да, Дима. Что ты сказал?

– Я хочу позвонить Нине Ивановне. Попрошу ее похозяйничать, пока Лере замену не найдем.

– Конечно, позвони.

Вроде бы ничего особенного не произошло сегодня утром, но что-то не давало ему покоя. Не нравилась ему Ирина задумчивость. Теперь он вспомнил, что и в выходные она была тоже на себя не похожа: почти не разговаривала, бесцельно слоняясь по квартире. Пожалуй, это были первые выходные, когда она совсем ему не мешала.

Сейчас, проведя совещание, Дмитрий Михайлович покачивался во вращающемся кресле и смотрел в окно. У него была такая привычка: смотреть в окно, когда что-то его беспокоило, или он думал о чем-то, или просто устал и хотел отдохнуть. Он снова прокручивал в голове сегодняшнее утро и вспоминал то нервную веселость Ирины, то ее непривычную задумчивость. И то и другое были почти незаметными, но он, знавший жену как никто другой, заметил. И теперь смотрел в окно, гадая, что бы это могло значить.

Все годы жизни с Ириной были полны для него абсолютной неуверенности в завтрашнем дне. Как будто он каждую минуту ждал, что брак этот, такой для него самого неожиданный, в любой момент закончится, Ирина исчезнет, и он снова окажется с Нонной в старой родительской квартире.

Он уже давно, с самого начала их отношений, не верил жене, хотя Ира никогда не давала ему поводов для ревности. Она всегда старалась быть хорошей женой, подавала ему обеды и ужины и даже утверждала, что сможет обойтись без домработницы, впрочем, твердо зная, что он на это не согласится.

Рабочий кабинет располагался на третьем этаже, и окно было почти полностью закрыто распустившейся листвой деревьев, как будто он находился не в Москве, а на даче. Когда-то он любил сидеть на веранде дачного дома, качаться в старом кресле-качалке и наблюдать, как играют дети на участке Демидовых. Лена, которая его всегда забавляла и которую он по-своему очень любил, была тогда похожа на четырехмесячного щенка: уже выросшая, но непонятно почему казавшаяся неуклюжей, хотя на самом деле отлично бегала, прыгала и плавала. Плавать ее учил он сам, еще совсем маленькую. А вот ее черноволосая подружка Ира уже тогда походила на маленькую женщину ленивой грациозностью движений. Ему нравилось наблюдать, как она откидывает волосы со лба, как собирает их в хвост и снова распускает. Была еще одна девочка – как же ее звали? Таля, вспомнил он, но та казалась совсем незаметной, тихой, и на нее он почти не смотрел.

Потом девочки выросли и превратились в настоящих красавиц. Правда, Таля оставалась все такой же тихой и незаметной. У Лены очень скоро появился Павел, они всегда были вместе, и Дмитрию редко удавалось поговорить с ней одной. Он снова подумал, как странно, что Лена и Павел разошлись, никто не мог предположить, что такое может случиться.

А темноволосая Ира всегда была одна, и ему все так же нравилось наблюдать за ней, за ее ленивыми грациозными движениями, за тем, как она откидывает волосы со лба.

На дачу он приезжал всегда по пятницам поздно вечером. Поздно, чтобы пропустить всех стремившихся за город горожан и добираться по относительно пустой дороге. Однажды он увидел Ирину, бредущую с маленьким букетиком полевых цветов вдоль обочины. На ней был яркий сарафан, желтый с крупными подсолнухами, потом он долго любил, когда она его надевала. Он тогда не остановился, проехал мимо, только подумал, уж не его ли она поджидает на пустой дороге. Мысль была настолько абсурдной, что он даже улыбался собственной глупости, пока ехал до участка.