— Провокация! — ответила Вера Ивановна твердо.

Эсэсовец насмешливо посмотрел на подпольщицу.

— Найман, фрау, не провокаций: листовка напечатан на ваш машинка.

Вера Ивановна собрала все свое мужество и иронически скривила губы.

— В мое отсутствие на машинке может печатать любой. Кстати, начальник полиции Гоштов на меня имеет зуб…

Вольф оглядел ее своими выпученными глазами.

— Как это… имеет зуб? Что это значит?

— Вам непонятно? Гоштов сам напечатал и, чтобы меня спровоцировать, подсунул в папку…

Гестаповец покрутил головой.

— Это не есть логично. Кто здесь был ночью?

— Посторонних никого. А вокруг — мало ли кто ходит…

— Это тоже не есть совсем логично.

Вольф встал и вышел к машине, вслед за ним двое эсэсовцев поволокли Веру Ивановну и швырнули ее в кузов.

…Прошло несколько часов. Вольф ходил по кабинету, окна которого были плотно закрыты черными шторами. Время от времени останавливался, вглядывался, прищурившись в лицо Веры Ивановны, стараясь отыскать на нем нечто иное, чем смертельную усталость и страдание.

Свет настольной лампы, направленной на это побелевшее лицо, освещал морщинки и темные круги под глазами.

Вера Ивановна понимала, что ее положение безвыходно. Найденная листовка, расспросы о посторонних в доме… Да, она невольно совершила ошибку, невольно поставила под удар всю подпольную организацию. Теперь ей остается вести себя так, чтобы даже тень малейшего подозрения не упала на других товарищей… Она понимала, что гитлеровцы сейчас всполошились и стараются ухватиться за нее как за кончик ниточки. От нее они не услышат ни слова, но подполье все равно находится на грани провала. И в этом виновата она. «Что же делать! Как предупредить брата, товарищей?..»

— Будете сказать правда?

Ноги, ослабевшие от многочасового стояния, едва держали ее. Глаза саднило от резкого света, кружилась голова. Но это, конечно, не самое худшее, худшее — впереди.

— Я уже все сказала.

Вольф сжал в пальцах резиновый хлыст.

— Вас Гоштов поймал на месте преступления и ви бросьте валяйт турак…

— Гоштов мой личный враг. Я, кажется, говорила… Этот подлец на все способен. Гоштов пытался очернить моего брата в глазах майора Клецке, но когда его провокация провалилась, он взялся за меня и подсунул мне в папку фальшивку. Гоштов хочет сделать карьеру, а за чей счет, ему все равно.

Гестаповец раздраженно фыркнул.

— С Гоштоф мы сами разберемся. А ви бросайт валяй турак и отвечайт на мой вопрос. — Вольф вскипел от этого проклятого русского упрямства. — С кем связан? — Он занес над плечом хлыст. — Отвечайт!..

Вера Ивановна молчала.

Дверь распахнулась. На пороге вытянулся Гоштов в запыленном френче. Он козырнул и стал что-то торопливо говорить Вольфу. Потом поправил перекошенные очки и бросил под ноги Веры Ивановны шапку Косицкого. Повинуясь жесту Вольфа, вышел, предвкушая сюрпризы от начальства, связанные с такими успехами. Вольф подошел к арестованной вплотную.

— Ну-с, это тоже провокаций?! У Веры Ивановны потемнело в глазах. Вольф выплюнул изо рта сигарету прямо на пол, придавил окурок каблуком. Он был вне себя от ярости. Столько времени проканителился с этой фанатичкой! Пустил в ход все средства «умиротворения», но ни черта не добился. Он уже не знал, как будет отчитываться перед начальством, но тут на сцене появился Гоштов с неопровержимой уликой.