Ольха, чувствуя себя полноправной хозяйкой, может быть, потому, что хозяйки в тереме так и не было, распорядилась заранее подготовить места в детинце для воевод и княжеского сына с тремя сопровождающими, а остальных разместить по ближайшим весям. Ее слушались, чему она уже перестала удивляться. Слушались, как свои древляне, так и все остальные, будь то русы или поляне.
Глава 51
На прибывающую дружину бойков высыпали посмотреть все, даже старики выползли из нор. Над головами приближающегося отряда на длинных копьях трепетали красные, как кровь, яловцы, а прапороносец вез на длинном шесте чучело беркута с зажатой в клюве змеей. За ним ехали двое: мальчик лет восьми, рядом высился дядька, грузный воин в летах, с угрюмым лицом и глазами подозрительной матери, готовой защищать мальца даже от солнечных лучей.
Бойки были как один темноволосы, с длинными тонкими носами, поджары, будто и впрямь только и лазили по отвесным скалам, доспехи на них были панцирями, похожие на германские, меч только у сына князя, остальные с боевыми топорами на длинных рукоятях. На топорах узкое острие еще и на конце, можно бить как копьем, рубить лезвием, а крюком на обухе стаскивать всадника с седла. Щиты одинаково круглые, удобные в конной схватке. Похоже, со степняками уже сталкивались, видно по вооружению.
– Приветствую, – сказал Ингвар, раскидывая объятия. – В честь вашего прибытия в детинце уже накрывают столы. Распоряжается ваш воевода Кремень и… моя жена Ольха Древлянская.
Он виновато покосился на нее. Мол, надо так сказать, женатому больше веры, но пусть ее это не беспокоит. Ольха ощутила прилив жаркой крови, но вместе с ним – досаду. Дурень, сколько можно? Его взгляды, его руки, его губы выдали его давно с головой. Если в первые дни она и верила, что он жаждет лишь потешить плоть, затем думала, что только хочет унизить ее, то теперь уже видно, как боится задеть ее хоть словом, хоть взглядом.
А Ингвар, оказавшись рядом, шепнул:
– Прости, но так надо было сказать. Это, конечно, ничего не значит.
Она не нашлась что сказать, только пробормотала глухо:
– Да-да, ничего.
Душа ее, взмывшая было как мотылек, отяжелела и упала. Ингвар наблюдал, как древлянка с гордым недвижимым лицом и надменно выпрямленной спиной двигалась во дворе, распоряжалась, бдила, все подмечала, но душой, как ясно видел по отстраненному взору, уже в своих древлянских землях, обособленная и озлобленная, не забывшая плена и унижений при дворе победителей!
Черт бы побрал этот мир, сказал он себе с отчаянием. Почему у простых людей все так ясно и просто? Почему боги их возлюбили больше, а боярам, князьям да воеводам посылают испытания? А ему – самые мучительные?
Асмунд похлопал Ингвара по спине:
– Что-то ты как в воду опущенный. Стряслось что? Встряхнись. Вон у тебя гостей сколько!
– У меня? – спросил Ингвар горько.
– А у кого ж исчо? – изумился Асмунд. – Разве не ты здесь хозяин?
Ингвар, вместо ответа, кивнул во двор. Там, в сопровождении верных Вяза и Граба, телохранителей из древлян, двигалась меж столами Ольха. Отроки и гридни Ингвара по мановению ее белой руки носились как угорелые, все выполняли быстро и точно, по-собачьи преданно заглядывали в ее серые глаза.