— Поехали. Синий кроссовер.
Мимо — прокатилась доселе невиданная машина.
— Этот что ли?
— Давай!
Их джип — резко тронулся. Только то, что дорога была прескверной — позволяло им держаться на хвосте, иначе — невиданный до этого джип уже ушел бы в горизонт.
— Что это за тачка?
— Не знаю. Он за рулем.
Иса достал сзади автомат УЗИ с глушителем, передернул затвор.
— Давай, догоняй.
Водитель поежился — он в принципе понимал, с кем связался — но одно дело понимать, другое — видеть автомат.
— Я не смогу. Этот машина очень плохой…
— Жми на газ, давай…
— Подожди — сказал Олег — машина может быть бронированной. Не спеши.
— И что делать будем?
— Пока подождем. Он назад сел?
— Нет, за руль…
Дорога до Душанбе — качеством была не из лучших, хоть это и была одна из лучших дорог страны. Впрочем, разницы не было, поскольку оказаться за рулем Мазерати — само по себе праздник. Я не шучу, если что итальянцы и умеют делать — так это спорткары…
Я подкатил к гостинице Хаятт Редженси Душанбе, где снимал номер и прошлый и позапрошлый раз. Несмотря на претенциозное название — гостиница принадлежит туркам. Турок вообще много в регионе стало после попытки переворота — эмигрень у них.
— Ну, как?
Я заглушил мотор.
— Сила…
— Одна такая во всем городе, брат! Заехать за тобой?
— Как обычно.
— Ну, давай, брат…
Андрей пришел, когда я принимал только душ — и как всегда без стука. Я вышел в гостиную — а он уже сидел на диванчике и курил. Перед ним — стоял поднос, на нем — огромная пиала с узбекским пловом. Увидев меня, он затушил сигарету и показал на пиалу. Плов был хороший, я это с первого взгляда определяю. Правильный, узбекский…
— Присоединяйся…
— Я — встречался с Правоверным, как и говорил.
Во избежание — даже здесь (а я точно знал, что номер проверен спецслужбами) — я никогда не называл вслух своих информаторов по имени. Каждый из них имел кличку и назывался только по кличке…
— И что он?
— Проявил понимание.
…
— В организации Талибан, как я уже и говорил — нарастает раскол. Они понимают, что США и международные силы скоро уйдут из Афганистана. И придется решать, что делать дальше. Исчезает моральная основа для борьбы, кодекс чести Пуштун-Валлай предписывает сражаться за свою землю, если на нее ступил враг — но если враг ушел, основание для борьбы исчезает. Далеко не все готовы бороться против нынешнего афганского правительства, несмотря на всю его одиозность и коррумпированность — потому что понимают, что новое правительство будет таким же, или даже хуже, а борьба не принесет ничего кроме страданий и разрушений. Афганцы боятся того, что Пакистан снова возьмет под контроль повстанческое движение, как он это сделал в начале девяностых — а ведь Пакистан злейший враг Афганистана, удерживающий земли, которые афганцы считают своими — причем с 1994 года без законного основания. Афганцы устали от войны и многие, в общем-то, встроились в городскую жизнь. По крайней мере, часть клириков — пугает стремительное распространение идей Исламского государства в молодежной среде, они понимают, что не в силах дать достаточно убедительный ответ пропаганде ИГ — а Исламское государство расправится с ними под любым предлогом, стоит ему только дать шанс. Итак — мы имеем значительные силы в сопротивлении, состоящие из глав племен и племенных объединений, мусульманских клириков — готовых прекратить борьбу. Платой за это — должно быть недискриминационное участие в выборах, и возможность контролировать религиозную жизнь страны. Тогда они готовы остановиться.