Поэтому я присоединяюсь и прошу театр, прошу вас, Анатолий Васильевич, обратить внимание на это.
Доверимся театру и в отношении Гаева. Тов. Смирнова говорила, что в прошлый раз это было интереснее. Спектакль в росте, и, наверное, товарищи учтут это замечание.
И я хочу присоединиться, уважаемые товарищи, к мнению об оформлении. Интересно найдено оформление в целом, – я имею в виду несколько серовато-светлые тона, но вместе с тем мне действительно где-то надоедает центральная часть. Если я ее вначале воспринимаю, то потом она надоедает. Очень интересную мысль высказала Марьяна Николаевна, что к концу где-то это разрушается, и по существу, так же как и вишневый сад вырубают, так и вся эта жизнь уйдет в прошлое. Посмотрите – может быть, здесь есть какая-то перегрузка, тем более что эта часть все время статична, все время одно и то же несколько надоедает.
Я не буду повторяться по всем замечаниям. Мне кажется, основные замечания высказаны.
Понимаю, что Анатолий Васильевич соглашается с основными положениями. А если вы соглашаетесь, то нет расхождения.
Я так понимаю, что Юрий Петрович ставит вопрос, чтобы сыграть этот спектакль сегодня…
Рецензии на спектакль
«Вишневый сад» в исполнении Московского театра на Таганке, завершившего XIX БИТЕФ, дерзко перешагивает границы, а именно границы традиционной трактовки Чехова, но при этом не посягает на неприкосновенность автора и не раздражает зрителей, хотя, с другой стороны, и не продвигает вперед современный театр.
Сцена, на которой режиссер Анатолий Эфрос, в сотрудничестве со сценографом Валерием Левенталем, ставит «Вишневый сад», дает точное предчувствие темы спектакля: опустошенная жизнь группы людей, протекающая среди обрывков воспоминаний, под гнетом прошлого. Она символизирует уход прошлого, той опорной точки традиции, которая позволяет человеку на протяжении длительного времени сохранять одни и те же формы жизни, одну и ту же сущность. Сцена представляет старый барский дом, продуваемый ветрами, за которым неожиданно вырастает редкий цветущий садик, за тоненькими ветвями которого просвечивают силуэты надгробных памятников, где, как в пространстве брошенной земли, сквозь щебет птиц время от времени пробиваются таинственные звуки, возвещающие перемены где-то за видимым горизонтом.
На такой-то сцене жизни режиссер и выстраивает чеховскую драму в форме горькой комедии, группируя вокруг главной героини, Раневской, галерею персонажей, не имеющих ни реального значения, ни достоинства для драматического действия, ни осознания реальности ситуации, в которую они попали, часто очерченных лишь банальными, чисто физическими чертами.
И посреди этой толпы, как дух, как медленно колышущаяся лента, как ледяное изваяние, движется Раневская, чье лицо, хотя она редко и мало говорит, выражает в кристаллизованной форме сознание о крахе своей жизни, о бренности своего существования, о бесполезности любой попытки сопротивления. Раневскую играет поистине выдающаяся актриса А. Демидова с искоркой в глазах, как у Греты Гарбо, с шармом Жанны Моро, в котором переплетаются интеллект и эротика, актриса, несущая в себе несравненное внутреннее богатство. Когда она доминирует на сцене, это потрясающий момент сценического искусства, это – вершина нынешнего БИТЕФа.