Миссис Хилбери поднялась из-за стола и стояла теперь у окна, глядя на плывущие по реке баржи.

Кэтрин наблюдала за ней. Вдруг миссис Хилбери отвернулась от окна и воскликнула:

— Меня как околдовали! Видишь ли, мне и нужно-то всего три фразы, что-то такое простое и понятное, а в голову ничего не приходит.

Она принялась расхаживать по комнате, схватила было тряпку, но даже такое привычное действие, как наведение лоска на корешки старых книг, не давало ей желанного успокоения.

— Кроме того, — произнесла она, протягивая Кэтрин исписанный лист, — я не уверена, что это подойдет. Как думаешь, бывал твой дедушка на Гебридах? — И устремила вопросительный взгляд на дочь. — Я просто вспомнила о Гебридах и решила дать их краткое описание, не могла удержаться. Может, сгодится для начала главы? Знаешь, главы ведь часто начинаются вовсе не с того, о чем потом пойдет речь.

Кэтрин прочла написанное матерью. С тем же успехом она могла быть школьным учителем, критикующим детское сочинение. Выражение ее лица не оставляло миссис Хилбери, которая с тревогой на нее смотрела, ни малейшей надежды.

— Очень красиво, — вынесла она вердикт, — и все же мы должны быть последовательными.

— Да знаю я! — воскликнула миссис Хилбери. — Но это выше моих сил. Просто разные мысли приходят мне в голову. Не то чтобы я чего-то о нем не знала или не чувствовала (кому еще и знать, как не мне?), но я просто не могу это выразить, понимаешь? Какое-то «белое пятно», — она коснулась своего лба, — здесь. И когда я ночами маюсь без сна, мне кажется, я так и умру, ничего не доделав.

Мысль о собственной смерти, несмотря на недавнее воодушевление, тотчас ввергла ее в пучину уныния. Это настроение передалось и Кэтрин. Какие же они обе беспомощные, возятся дни напролет с бумагами, и все без толку! Вот уж пробило одиннадцать, а ровным счетом ничего еще не сделано! Она заметила, как ее мать роется в окованном медью сундучке, что стоял возле ее стола, но не предложила помочь. Ну вот, подумала Кэтрин, сейчас выяснится, что мать потеряла какое-то письмо, и весь остаток дня они будут искать его. Она нарочно уткнулась в свою бумажку и стала перечитывать сочиненные миссис Хилбери певучие фразы о серебристых чайках, о крошечных розовых цветочках, чьи корешки омывают прозрачные воды чистейших ручейков, о синей дымке гиацинтов — и в какой-то момент заметила, что мать подозрительно долго молчит. Она подняла глаза. Миссис Хилбери, вытряхнув из папки старые фотографии, разложила их на столе и теперь разглядывала одну за другой.

— Не кажется ли тебе, Кэтрин, — сказала она, — что мужчины в прежние времена были куда красивее, чем сейчас, даже несмотря на противные бакенбарды? Посмотри на старого Джона Грэма, вот он в белом жилете, — или на дядю Харли. А это слуга Питер, я полагаю. Дядя Джон привез его с собой из Индии.

Кэтрин не сказала ни слова и даже бровью не повела. Ей вдруг стало обидно, и обида эта была еще нестерпимее оттого, что родственные отношения принуждали ее молчать. Ну разве это справедливо, думала Кэтрин, что мать считает себя вправе отнимать у нее время и требует сочувствия, в то время как все, что попадает в руки миссис Хилбери, разбазаривается попусту! Но потом Кэтрин вдруг вспомнила, что ей еще предстоит рассказать матери о неподобающем поведении Сирила. И гнев ее рассеялся, как волна, поднявшаяся было над гладью моря; буря миновала, и Кэтрин успокоилась, теперь она думала только о том, как уберечь мать от потрясения, связанного с этой новостью.