При Екатерине Второй водка была знаком монаршей милости, императрица даровала право домашнего винокурения дворянам — в зависимости от родовитости и заслуг перед Отечеством. Никогда раньше и никогда позже в России не делали таких водок. Помещики похвалялись своей водкой перед соседями, как лошадьми и охотничьими собаками, русские дипломаты везли водку в подарок иностранным государям.

В 1917 году и в гражданскую войну водка стала мощным катализатором революционной активности народных масс. Содержимое разграбленных казенных складов питало взаимную животную жестокость и темных крестьян-красноармейцев, и белого офицерства благородных кровей. Кружка спирта и трехлитровая «четверть» мутной самогонки стали такими же знаками времени, как виселица, тачанка и тупорылый пулемет «максим».

В годы Великой Отечественной войны водке отвели роль средства терапевтического: «наркомовские» «сто грамм» были призваны уберечь солдат от простуд и помочь хоть на короткое время забыть о смерти.

В последние десятилетия советской власти водка была основой экономики: ликероводочная промышленность давала до тридцати пяти процентов доходной части бюджета.

При Ельцине водка стала политикой.

Тимур Русланов, молодой инженер-механик, выпускник Северо-Кавказского горно-металлургического института, примерно так представлял себе разговоры, которые на заре перестройки велись в Кремле:

— Давайте, товарищи, обменяемся, — говорил недавно ставший Генеральным секретарем ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев. — Почему не идут реформы? Почему не дает никакого эффекта курс на интенсификацию производства? Мы здесь все свои, поэтому давайте откровенно. Николай Иванович, твое мнение?

— Да какие, к черту, реформы! — отвечал Председатель Совета министров СССР Николай Иванович Рыжков. — Если работяга начинает день со стакана, а кончает бутылкой, о какой интенсификации может идти речь?

— Очень странно слышать это от Председателя Совета министров пролетарского государства, — не преминул сделать втык премьеру секретарь ЦК КПСС Егор Кузьмич Лигачев.

— Бросьте, Егор Кузьмич, — отмахнулся тот. — Вы прекрасно знаете, что я прав.

— Отчасти. Частично. Кое в чем, — признал Лигачев. — Я давно говорю, что с этим надо кончать. Пьянство стало национальным бедствием, водка погубит перестройку. Нужно повести с этим злом самую решительную борьбу!

— Вам хорошо говорить! — вмешался министр финансов Валентин Сергеевич Павлов. — Решительную борьбу! А потом с меня спросится: где деньги? Себестоимость литра спирта шестьдесят копеек. А сколько стоит бутылка водки?

— Сколько? — живо заинтересовался Горбачев.

— Два восемьдесят семь, три шестьдесят два и четыре двенадцать! Чем я заткну такую прореху в бюджете?

— Вы не так считаете! — заявил Лигачев. — А убытки от пьянства на производстве? Неэффективность оборудования, травматизм, поломки станков, низкая производительность труда? А убытки от пьянства в быту? Разрушенные семьи, дети-уроды, преступления, смертность? Вот как надо считать! Программа антиалкогольной кампании готова и ждет утверждения. Дело за тобой, Михаил Сергеевич!