Все, кто находились на палубах и во внутренних помещениях крейсера, от ахтерштевня до заднего мостика, замерли в тех же позах и фазах движения, что за мгновения до удара, и лишь постепенно, теряя остаточный тонус мышц, начали падать, кто где стоял или сидел. Достаточно мягко, как ощутивший приближение обморока человек. Это позволило большинству избегнуть тяжёлых травм, даже тем, кто взбегал или спускался по трапам и работал с движущимися механизмами. Пострадавшие, само собой, имелись, как иначе, но в не сравнимом с возможными последствиями взрыва количестве. Да и вообще — живые.
Повинуясь поднятой руке Удолина, девушки отключили своё потрясающее оружие.
— Я больше ничего не чувствую, — сказал Константин Васильевич, несколько ошеломлённо поворачивая голову и дёргая шеей. — Совсем ничего. Только волну паники с крейсера. А извне — ничего…
Трижды повторённое в пределах двух фраз слово выдавало его растерянность. Обычно Удолин был отменным стилистом, лектором, случалось — и трибуном. Студенты СПбГИУ[172] до войны (Первой мировой, естественно) сбегались на его лекции сотнями, так что инспектор классов неоднократно выходил лично к ректору с заявлением, что просит подобное прекратить, поскольку не ручается за прочность древних перекрытий под аудиторией.
Глава шестнадцатая
— Однако, — сказал Удолин, когда общее возбуждение стихло и начало приходить в норму возмущение мирового эфира. Вытер большим батистовым платком, изукрашенным каббалистическими знаками (вроде шпаргалки?), пот со лба. — С таким я ещё не встречался… — и сел, не глядя, но попал прямо между подлокотниками кресла, на всю глубину сиденья.
— С каким — таким? — Уваров первый раз оказался в сфере «растянутого настоящего», и мысль его выкарабкивалась к реальности, как оса из сладкого сиропа. Он ещё до конца так и не сориентировался в обстановке.
Анастасия сделала движение бровями, и девушки опустили свои «портсигары», последние секунды посылавшие дезинтегрирующие импульсы в небо над рестораном и портом. Сколько энергии (и откуда извлечённой?) при этом ушло в метрическое пространство и в астрал, почти невольно приоткрытый профессором, трудно сказать. Гигаватты, наверное. Но явно не зря. Так тяжёлая артиллерия расходует вагоны снарядов для огня «на подавление» по площадям.
Услышав злой выкрик Кристины из-под обрыва, Инга и Марина кинулись через ограждение, помогли ей вытащить Ибрагима. Катранджи, присев на край дивана, рассматривал свои исцарапанные руки и прорехи на брюках и пиджаке, цветисто и разнообразно ругался на эффектной смести русского и турецкого языков. И вдруг прервался, сглотнул слюну вместе с последними словами, уставился на спасительниц буквально обожающим, никак не подобающим гордому турку взглядом.
«Наконец моим советам последовал, — злорадно подумал Уваров, — вправду стал на русского купца Катанова похож. Петушок жареный второй раз клюнул. Третий раз прямо по темечку попасть может».
— В моё время в таких случаях обещали, — Басманов и сейчас ухитрялся сохранять полное самообладание и «гвардейский юмор», — до конца дней водкой от пуза поить!