Секундой позже, пропустив через оперативную память своего мозга эти и ещё всякие другие имеющие весьма косвенное отношение к происходящему «здесь и сейчас» мысли, профессор расслабился, позволил своим лицевым мышцам принять не вавилонский, а среднерусский тонус.
— Я вам зачем-то потребовался, Дмитрий Сергеевич?
— Зачем-то — звучит несколько расплывчато, вы не считаете? — Воронцов продолжал играть в те же игры. А зачем искать другие, если ходом «Е-2 — Е-4» гарантированно выигрываешь любую партию с любым партнёром? «Охаянному на лекции брюнету гроссмейстер пожертвовал даже ферзя!»
— Я вас понял. Мне нужно около суток, чтобы грамотно обставить мою оттуда временную отлучку. Я вам нужен один или все вместе?
— Все вместе — лучше, — теперь без всяких неуместных улыбок ответил Воронцов.
— Хорошо. Давайте сверим часы. — Удолин вытащил из-под хитона (а он там что, ещё жилетку с часовым карманом носит, мельком подумал Дмитрий) похожий на полуфунтовую гирьку золотой хронометр (можно сказать — «мегахронометр»). — Покажите мне ваш, пожалуйста.
Считая действия профессора камланием, сродни таким же у шаманов или жрецов вуду, Дмитрий протянул снятые с руки свои часы. Тоже очень неплохие.
— У меня здесь… так, это сюда, это сюда… — Удолин, пожёвывая нижнюю губу, сосредоточенно крутил зубчатые головки и нажимал кнопки. — А у вас — сюда…
Профессор удовлетворённо вздохнул.
— Всё, Дмитрий Сергеевич, через десять минут вашего локального времени мы вернёмся на борт. Вот тогда всё подробно и расскажете, а я оценю, стоила ли ваша проблема такого беспокойства и потрясения континуума. Вы только представьте, если мы вдруг основательно отвлечёмся, в ближайший год к власти может прийти Ашшурнасирпал, а это, вы знаете…
— Константин Васильевич, если я скажу, что вследствие вашей слегка затянувшейся трепотни кое-где к власти может прийти господин Погосян, вы расстроитесь?
— Простите, Погосян — это из каких Погосянов? — мгновенно зацепился за новую тему Удолин. — Из московских, ереванских или из Измира? Всего я их знал шестнадцать. Тринадцать совершенно не подходят… Да в большинстве и умерли…
— Всё, ваше степенство, — ничего более резкого на язык не подвернулось. — Вольно. Своего «насирпала» разрешаю прямо сегодня шлёпнуть на охоте или угостить клофелином. Раз я всё равно ничего про него не слышал даже на лекциях в училище, история явно ничего не потеряет. А вы — сюда! Через десять минут. Все четверо, и чтоб трезвые, а то нажрётесь на прощание кукурузной самогонки…
— Кукуруза… — попытался объяснить культурологическую и агротехническую ситуацию Удолин.
— Про кукурузу вы следующий раз Колумбу расскажете или Кортесу, у кого больше свободного времени образуется.
Воронцов дождался, пока «окно» свернётся, и только после этого пробормотал то, что не против был бы высказать профессору в лицо. Увы, приходится создавать у окружающих впечатление, что его терпение действительно безгранично.
Беда, одним словом. И пар выпустить не на ком. На жене — не приучен. На матросах и офицерах — бессмысленно, поскольку они всё-таки роботы. Любую реакцию изобразят, а толку? Разве что молодых, вроде обоих Ляховых и примкнувшего к ним Уварова, подрючить? Как его самого на первом курсе училища.