— Вот здесь! — показал рукой мужичонка купеческого вида.

На мраморной доске было выбито:

Человек с тростью скомандовал:

— Обнажите!

Сняли кирпичи, положенные сверху плашмя на доски. Вчетвером достали гроб, поставили рядом на площадке, откинули крышку.

Взорам предстал труп мужчины. Провальные отверстия глаз смотрели в сырой потолок склепа. Кожа лица и рук грязно-серого цвета была покрыта густой плесенью. Усы топорщились, борода выглядела разлохмаченной.

Один из тех, кто ждал прежде у входа на кладбище, произнес:

— На моей памяти третьего достают из гроба — и всегда борода бывает лохматая. Не пойму, в чем причина…

Ему никто не ответил.

Руки покойника были соединены на груди, и в них вложен деревянный крест.

— Приступаем! — кивнул господин с тростью. Коренастый мужчина шагнул вперед, расстегнул на трупе сюртук и сорочку, подоткнул одежду сбоку под тело. Затем спустил штаны и подштанники.

На груди и животе были швы, зашитые через край шелковой ниткой.

Теперь наступила очередь тех, кто нес саквояжи. Ловко действуя скальпелями, разрезая шелк, они стали вскрывать шов.

Из саквояжей достали стеклянные банки. Постепенно они заполнялись органами, извлеченными из трупа. Кусок легкого, печень, селезенка, почка, сердце, более аршина толстых кишок — все это было уложено в три банки.

Человек с тростью запечатал сургучной печатью банки, скомандовал:

— Покойника приведите в порядок!

…Процессия потянулась к выходу.

Над миром царила ночь 14 марта 1889 года.

События этой ночи имели прямую связь с тем, что произошло шестью годами раньше в Москве.

В Пресненской. части в большом богатом доме в Малом Предтеченском переулке жил купец 2-й гильдии Федор Максименко. Держал он большую лавку «Колониальные товары». Торговал честно, в делах был основателен, и капиталец у него водился. Задумал Федор купить большой особняк в Хомутовском тупике. Не особняк — дворец настоящий, трехэтажный, с колоннами при входе, на верхнем этаже с большим залом для танцев, множеством помещений.

Сладился с владельцем — гремевшим на всю Россию купцом Хлудовым, собиравшим от избытка средств и тяги к старине редчайшие древние рукописи.

— Вези деньги, и отпразднуем твое удачное приобретение, — сказал Хлудов, как и многие купцы старинного закала, предпочитавший наличные.

Собрал Федор большое наличие: кое-что заложил, кое-что продал. Пришлось немного подзанять у крестной старшего сына — купеческой вдовы Прасковьи Анофриевой. Но случилось невероятное совпадение: сгорел в ту ночь дом Федора, и магазин, и склады, весь громадный наличный капитал. Но главное — погиб в огне хозяин. Осталась вдова с двумя детьми — парнем и девкой — на головешках и без копейки денег.

Анофриева простила долг и пригласила погорельцев жить у себя:

— Дом большой, всем место найдется!

Так перебрались Максименко в Кадаши.

Не успели толком обжиться, как у Анофриевой гости. Прикатила землячка покойного Федора, жившая в Ростове-на-Дону, Варвара Дубровина с 16-летней дочерью Александрой и погодком-сыном Федором. Была с ними и прислуга Марья Гребенькова, старательная девица лет двадцати пяти.