Дворник Мазилов оказался молодым мужиком в поддевке и в почти новых сапогах с оранжевыми отворотами, с плутоватым лицом и жестко торчащими в стороны усами. Он весело улыбнулся:

— Милости прошу к моему шалашу!

— Нет ли у тебя, Авдей, пива? — спросила Валентина. — Что-то жажда беспокоит.

— В один секунд сбегаю, не извольте, барышня, беспокоиться.

Николай торопливо полез в сюртучный карман, достал одну бумажку, чуть подумал, добавил еще, приказал:

— Авдей, купи конфет, пряников и бутылку белого мускадета.

Мазилов исчез.

Николай сидел молча, смущаясь чужой обстановки и близости девушки. Первой заговорила Валентина:

— Говорят, что в немецком государстве пиво даже младенцам дают для лучшего роста.

Николай согласно потряс оловом. Валентина вдруг вспомнила:

— Все думаю, что я забыла сказать? Мы завтра идем в тиатр. Заказали три кресла во втором ряду. То-то весело будет! Я очень представления обожаю. Я маленькой хотела представлять актрисой.

Влетел запыхавшийся Мазилов. Поставил покупки на стол, достал из буфета три стакана. Все выпили. Мазилов сказал:

— Вы тут для восторга чувств выпейте, а я по делу побегу часика на три. — И он захлопнул за собой дверь.

Валентина вздыхала:

— Жаль, вустриц нет. Я очень восхищаюсь ими под пиво иль вино.

У Николая от непривычки к хмельному голова пошла кругом.

Валентина гладила ему щеку и говорила:

— Скажу без всякой анбиции, очень ты мне нравишься.

Николай замотал головой:

— Это вовсе не может быть правдой. Вы мне давича признались, что кого-то любите. Кто он, отвечайте. Я требую.

Валентина опустила жеманно глаза и глубоким, полным чувства голосом, точь-в-точь как в пьеске, которую она слыхала в театре, молвила:

— Говорила я про единственного, кого сердечно люблю. Это ты!

И девушка, обхватив Николая, начала целовать его. Он вначале смущался, но затем стал отвечать ей жаркими и неумелыми ласками.

Она вырвалась вдруг из его объятий, требовательно спросила:

— Ты возьмешь меня в жены?

— Да, да, конечно!

— А если отец не разрешит?

— Тогда я утоплюсь!

— И я с тобой вместе. Обнимемся и утопимся.

Они вновь прильнули друг к другу. Она, чуть касаясь губами, начала целовать ему шею, ухо, гладить рукой грудь и чуть ниже. И, прервавшись, вперилась в него взглядом:

— Клянись, что женишься на мне! Я никогда никого так не любила.

— Клянусь, клянусь… — И он вновь жадными руками потянулся к ней.

Тогда Валентина просто, вполне домашним голосом, спросила:

— Мне раздеться?

Николай, не веря своим ушам, промычал что-то невразумительное.

Она, осторожно снимая платье, расшитое цветами, проговорила:

— А то вы дергаете, можете оборки и украшения порвать. Маменька Бог знает что подумать об мене может.

Всю одежду она бережно повесила на стул и удивленно посмотрела на юношу:

— Ну?

Тот, лихорадочно путаясь в рукавах и брючинах, стал торопливо стаскивать одежду, швыряя ее себе под ноги.

Она ждала его, лежа поверх голубого одеяла. Ее чудная, с тонкой талией и крутыми бедрами фигура, с темным пушком на лобке, томительно ждала мига слияния.

Он бросился к ней, осыпал страстными неловкими поцелуями руки, лицо, грудь.