Голос Лэндри звучал словно откуда-то издалека:

— Вначале я думал, что все закончится очень плачевно — меня определят в психушку, где я проведу весь остаток жизни, воображая, что я — это ты. Хотя… это было бы еще терпимо. Потому что в психушке было бы заперто только мое физическое Я, понимаешь? Но потом, постепенно, я стал понимать, что есть другой выход… я подумал, что должен быть способ… ну… как-нибудь проскользнуть в воображаемый мир. И знаешь, кто открыл мне дорогу?

— Да, — сказал я, не оглядываясь. У меня за спиной снова раздался треск клавиш, и газета, висевшая в воздухе, мягко опустилась на тротуар. Через пару секунд на перекресток Сансет и Фернандо вылетел старый седан модели «Де Сото». Он сбил парнишку с бейсбольной перчаткой, и оба исчезли. Но мячик остался. Он упал на мостовую, подкатился к канализационной решетке и снова замер.

— Знаешь? — Теперь голос Лэндри звучал удивленно.

— Да. Пеория.

— Правильно. — Он нервно рассмеялся и откашлялся. — Я все забываю, что ты — это я.

Мне подобная роскошь была недоступна.

— Я как раз взялся за новую книгу, но работа застопорилась с самого начала. Я шесть раз переписывал первую главу, но получалась какая-то ерунда. А потом я пришел к интересному заключению: Пеория Смит тебя не любит.

Тут я все-таки развернулся:

— Что за чушь.

— Я был уверен, что ты не поверишь. Но это правда, и я это чувствовал с самого начала. Я не хочу затевать очередной семинар по писательскому мастерству, но скажу одно, Клайд: писать книги от первого лица — занятие увлекательное и хитроумное. Тут хитрость в том, что писатель не может знать больше, чем знает главный персонаж. Автор как бы сливается со своим героем, и обычно у автора нет секретов, о которых не знает герой. Но у меня был секрет. Представь, что твой Сансет-бульвар — это как бы райский сад…

— Что угодно, но только не райский сад, — вставил я.

— …и в нем притаился Змий, которого я увидел, а ты — нет. И имя ему — Пеория Смит.

Замороженный мир снаружи, который Лэндри назвал моим райским садом, продолжал тускнеть и сереть, хотя на небе не было ни облачка. «Красная дверь» — ночной клуб, предположительно принадлежавший Лаки Лючиано, — исчез. Пару секунд на том месте просто зияла дыра, а потом там возникло другое здание — ресторан под названием «Пети Дижоне» с огромным окном, заставленным папоротником. Я оглядел бульвар и заметил немало других изменений: на месте прежних построек бесшумно и быстро вставали новые. Я понимал, что это значит. Мое время уже истекало. И что самое страшное — это было необратимо. Когда Бог заходит к тебе в кабинет и заявляет, что Он подумал и решил, что твоя жизнь нравится Ему больше, чем Его собственная, — какой у тебя есть выбор?

— Я уничтожил все черновики романа, за который засел через два месяца после смерти жены, — продолжал Лэндри. — Мне их было не жалко. Все равно это был не роман, а какие-то мучительные потуги. В общем, я начал новую книгу и назвал ее… догадаешься, Клайд?

— Легко. — Я развернул кресло спиной к окну. Это простое движение далось мне с трудом и лишило последних сил, но у меня был хороший повод. Или «стимул», как наверняка сказал бы этот дегенеративный создатель. Сансет, конечно, не Елисейские поля и не Гайд-парк, но это