Брат Кадфаэль процарапал в земле широкий круг шагов в двадцать в диаметре, а сэр Смит в самом центре разжег костер, не гнушаясь черной работой, в то время как рыцари графа Эбергарда посматривали друг на друга и явно в который раз жалели, что не было дозволено взять с собой слуг. Брат Кадфаэль долго читал молитву, затем взмахнул руками, вокруг нас вспыхнуло голубоватое кольцо, словно в канавке загорелся подожженный спирт.

– Это что? – спросил граф Эбергард с подозрением.

– Защита, – объяснил за монаха гордый сэр Смит. – Я такое уже видел! Никакая нечисть не проберется. Брат Кадфаэль в этих делах мастер, сэр Ричард рассказывал…

– Зато нас увидят враги.

Брат Кадфаэль взмахнул руками, свет погас.

– Это я проверял, – пояснил он смущенно, – Господь вложил мне в душу постоянные сомнения! Я всегда страшусь, что у меня получается не так, как надо. А священная молитва и без огня никого не пропустит.

Граф Мемель посмотрел на монаха задумчиво, отошел от нас. Я видел, как прошелся по периметру, присматриваясь, дважды даже опускался на корточки и что-то щупал пальцем. Вернулся молчаливый, сидел у костра, поглядывая в огонь. Встретившись со мной взглядом, сообщил неожиданно:

– В самом ли деле эта защита идет от святости?

Я насторожился.

– А что не так?

Он подумал, двинул плечами.

– Муравей тащил гусеницу, уперся в невидимую стену и не смог на ту сторону. А ведь муравей – божья тварь!

– Божья, – согласился я. – Муравьи и пчелы – Божьи дети… хотя муравьи порой грабят пчел без жалости. Впрочем, люди тоже вроде бы Божьи дети… по большей части. Конечно, нет добра без худа, щепка бьет по безвинным грибам, но… с другой стороны, муравей всегда может подрыться под эту магическую стену. Что ему стоит сделать небольшой туннель?

Глаза Мемеля расширились, он посмотрел изумленно, покачал головой.

– А в самом деле! Как я не подумал!

Его удивление показалось чрезмерным, как и радость от разрешения такой жизненно важной для нас загадки, как муравью доставить гусеницу за пределы защитного круга. В конце концов, даже если и бросит добычу, муравейник никак не умрет с голоду, там таких кормильцев тысячи.

Луна, опускаясь к краю земли, разбухла, как гигантская пиявка, из бледной стала зловеще красной и огромной, как Юпитер, видимый с Ганимеда. Даже пятна на ней кажутся залитыми дымящейся кровью, а когда она плыла через тучи, я отчетливо видел, как встречным ветром срывает с нее мельчайшие красные капельки, что вытянулись хвостом, как у начинающей разогреваться кометы.

Плотный туман прижимался к земле, как из засыпанной снегом равнины, торчали не только верхушки деревьев, но даже высокие кусты. Мне постоянно чудилось, что снова в нашу сторону приближаются ледяные всадники, на этот раз погруженные в молочный кисель, в такой же мутный и сбивающийся в комья. Под кровавым лунным светом он обрел нехороший оттенок, тревожно сжимается сердце и начинают шевелиться волосы на загривке.

Сырой холод начал пробираться под одежду, я запахнулся поплотнее, съежился. Высокое пламя костра медленно опускалось, между крупными пурпурными углями, сохраняющими очертания толстых поленьев, остались оранжевые огоньки, готовые взметнуться гудящим пламенем, едва кто-то бросит кучу хвороста.