Еще через несколько мгновений раздался сухой треск, часть плиты вывернуло, пропуская ствол уже не стебелька, а молодого деревца. На воротах прокричали громче, однако деревце продолжало расти, веток уже множество, вершинка уходит вверх быстро, обзаводясь своими ветками, тонкими и нежными, а те ветки, что снизу, уже потемнели, в них чувствуются мощь и тяжесть.
Я сам едва не раскрыл рот, деревцо превратилось в дерево, наверху уже молчат, на лицах благоговение, плиты трещат, корни ломают их, как сухие пластинки из глины. Ствол уже не обхватить руками, нижние ветки, что совсем недавно были на уровне моих колен, поднялись к самому верху ворот и поднимаются все выше, ствол тянется вверх и одновременно утолщается.
С ворот кто-то вскрикнул:
– Сэр рыцарь!.. Останови это проклятое дерево!
Я покачал головой и обратился к дереву:
– Расти и расти до тех пор, пока этот несчастный и заблудший во тьме народ не отринет свой сатанизм… и не обратится к Христу…
Ветер грозно зашумел в мощной кроне. Ствол уже в три обхвата, сухой треск идет во все стороны. Корни ломают плиты на десятки шагов, даже у самых ворот вздыбились холмиком камни. Их раздвинул, высунувшись горбиком под солнечные лучи, белый, как червяк, толстый корень и почти сразу потемнел, заблестел, как будто покрытый лаком.
На воротах народ в испуге начал шарахаться в стороны, один из стражей в дорогих доспехах прокричал устрашенно:
– Довольно, господин рыцарь!.. Мы признаем твою мощь!
Я сделал вид, что не слышу, смотрел на дерево, что даже потрескивает от напора бушующих в нем потоков. Не иначе как корни пробили артезианскую скважину, ствол с треском раздвигается, белая кожа моментально темнеет, крона закрыла от неба ворота целиком, в листве ветер уже не шумит, а грозно гудит, дерево выглядит чудовищным. Ворота затрещали, их перекосило, а снизу подперли, высунувшись из земли, два корня диаметром с трубу канализации районного масштаба.
С ворот кричали, стена начала потрескивать, народ бросился врассыпную, остался только человек в красных одеждах, прокричал умоляюще:
– Останови разрушение! Мы все обратимся в лоно святой церкви!
– Святейшей, – поправил я сварливо.
Он торопливо согласился:
– Да-да, святейшей, самой что ни есть святейшей!
Я косился на дерево. Замедлило рост или мне почудилось? Спросил настороженно:
– Клянешься только за себя, а как остальные?
– Все придут в церковь! – закричал он. – После такого чуда кто осмелится?
Я сделал вид, что колеблюсь, ворота затрещали, их приподняло так, что разворотило арку. Человек заорал в страхе, перебежал на стену, а над воротами каменный свод рассыпался и рухнул. Чудовищное дерево уже не обхватить и двадцати крепким мужчинам, крона поднялась втрое выше, чем самые высокие здания в городе, боковые ветви ушли в стороны так далеко, что почти весь город оказался в тени.
– Хорошо, – наконец сказал я строго. – Итак, вы все клянетесь вернуться в лоно своей матери! Верно? Я имею в виду, в лоно своей матери-церкви. Покаяться, вымолить прощение. Я прослежу, чтобы епитимью наложили не слишком мягкую. Не самую суровую, но и не мягкую…