– Но на журналы-то денег хватит?

– На парочку хватит.

– Сколько захочу – столько и куплю! – возбужденно выпалила Мари, не вставая с кровати.

– Господи, да у тебя в машине их там миллион. «Пост», «Колльерс», «Меркьюри», «Атлантик мансли», «Барнаби», «Супермен» – целая куча. Ты и половины статей не осилила.

– Эти журналы старые, – возразила Мари. – Они старые. Я их просмотрела, а когда просмотришь, то уже…

– А ты попробуй не только просматривать, но и почитывать, – едко бросил Джозеф.

Когда они спустились вниз и вышли на площадь, было уже темно.

– Дай мне несколько песо, – попросила Мари, и Джозеф сунул ей деньги. – И научи, как спрашивать журналы по-испански.

– Quiero una publicacion Americano, – не сбавляя шага, ответил Джозеф.

Мари с запинкой повторила эту фразу и рассмеялась:

– Спасибо.

Джозеф направился к автомастерской, а Мари повернула к ближайшей Farmacia Botica[34]. С обложек всех журналов, выставленных на стендах, на нее глядели чужие, незнакомые иллюстрации, чужие, незнакомые надписи. Мари бегло окинула глазами заголовки и перевела взгляд на старика-продавца за прилавком.

– У вас есть американские журналы? – спросила она по-английски, затруднившись с произношением испанских слов.

Старик непонимающе уставился на нее.

– Habla Engles?[35] – спросила Мари.

– No, señorita[36].

Мари попыталась вспомнить испанскую фразу.

– Quiero… нет, не так! – Она запнулась и начала снова: – Americano… э-э… жюр-нал-ло?

– Oh, no, señorita!

Мари широко развела руками, потом сложила их на поясе, будто губы сомкнулись. Рот у нее открылся и закрылся. Внутренность лавочки перед ее глазами словно задернули завесой. Ее вдруг окружили люди – невысокие, пропеченные солнцем саманные люди, которым она ничего не могла сказать и не понимала ни слова из того, что они произносили. Она попала в город, жители которого ничего не могли ей сказать – и она не могла сказать им ни слова, разве только краснея от смущения и неловкости. И город окружала пустыня, простиравшаяся на многие мили, а дом был далеко-далеко, где-то в другой жизни.

Мари резко повернулась и торопливо вышла.

Во всех остальных лавочках ей попадались только такие журналы, на обложках которых были изображены то залитые кровью быки, то жертвы убийц, то приторно-слащавые священники. Но наконец-то, после долгих поисков, ей удалось напасть на три жалких номера «Пост»: разразившись счастливым смехом, она одарила продавца в этой лавочке щедрыми чаевыми.

Прижав обеими руками журналы к груди, Мари заторопилась по узкой дорожке, перепрыгнула через канаву, с мурлыканьем пробежала по улице, перескочила на другой тротуар, сделала еще одно антраша, улыбнулась про себя и быстрым шагом пошла вперед. Журналы она крепко прижимала к себе, глаза ее были полуприкрыты, она вдыхала отдававший углем воздух и чувствовала, как в ушах у нее шумит ветер.

Звездный свет позванивал блестками на позолоте греческих статуй – высоко на крыше Оперного театра. Мимо Мари прошаркал в темноте мужчина, удерживая на голове корзину с хлебом.

Мари, увидев мужчину с корзиной на голове, внезапно застыла на месте, улыбка пропала; руки, прижимавшие журналы к груди, разом ослабли. Она проводила мужчину взглядом: тот одной рукой бережно придерживал корзину, чтобы она не покачнулась. Пока Мари провожала его взглядом, журналы выскользнули у нее из рук и рассыпались по земле.