— Мне надо уехать ненадолго. Когда я вернусь, мы с тобой поженимся, — это были его первые слова после того, как мощный порыв страсти был утолен, и они лежали обнявшись на широкой тахте в гостиной.

— Надо ехать? И когда? — она доверчиво прижималась к его груди, тихая и покорная, словно ласковый котенок.

— У меня билет на дневной рейс в Милан, — он говорил и продолжал гладить ее, боясь оторваться от этого совершенного, доступного и желанного тела, каждая клеточка которого дышала негой.

— Возьми меня с собой. Ну, нет, правда. Это же не сложно. Виза у меня есть. С билетами, я думаю, проблем не будет. Ну, пожалуйста, — она так преданно заглядывала ему в глаза, что он и сам подумал: «А почему бы нет?» — а вслух добавил: — Хорошо. Только, чур, мне там не мешать. Я все-таки по делу еду! — Она подпрыгнула от радости и принялась его тормошить. И снова объятия, переплетение тел, когда уже не ясно, где он, а где она. Они наслаждались друг другом, стараясь продлить это соитие, превратить его в нескончаемую сладостную муку.

Приблизительно в это же время самолет Ил-76, в грузовом отсеке которого находился Труваров, заходил на посадку. Евгений Викторович услышал звук выпускаемого шасси и понял, что его некомфортное и малоприятное во всех отношениях путешествие подходит к концу. Спустя какое-то время дверь отсека отворилась, и его ослепил яркий свет утреннего южного солнца. Дождавшись, когда начнется выгрузка ящиков с медикаментами и военной техникой, Труваров, как и было предусмотрено, смешался со служащими аэродрома. Занятые своими делами, они не обратили внимания на военного, помогавшего им с разгрузкой. Спустя какое-то время он направился к калитке, вышел на площадь и внимательно осмотрел стоящие на парковке автомобили — машины, о которой говорил Дин, не было. Он уже начал нервничать, когда заметил стоящий в стороне старенький уазик, а рядом с ним средних лет мужчину, явно кого-то поджидающего. Немного поколебавшись, он все же решился подойти к этому русскому внедорожнику, который вблизи выглядел еще хуже, чем показалось поначалу.

— Доедем до Мишлеша? — со страхом и надеждой в голосе спросил Труваров. Улыбка, открывшая его взору неровный ряд зубов, и рука, протянутая для рукопожатия, как-то сразу успокоили и сняли напряжение.

— Привет! Я Курбан! Тот машин сломался. Магомед тоже с ним. Звонит не успэль я. Давай садимся. Дин надо звонит, что все ОК! Он мой брат, — Евгений Викторович не стал мучить этого не очень хорошо говорящего по-русски человека лишними расспросами, сел на переднее сидение и захлопнул дверь. При этом дверь водителя почему-то открылась.

— Ничего! Не бойся! Это так, плохо закирвается. Потом зделаим, — и Курбан, провертев несколько раз стартер, от души газанул, выпустив изрядную порцию копоти и гари, и лихо рванул с места. Дорога была вполне приличной, двухполосной, правда, без каких-либо ограждений и разметки, что, однако, не мешало быстрой езде. Пейзаж за окном показался Труварову однообразным: неширокая равнина, покрытая зеленой травой, невысокие деревья вдоль обочины и силуэты гор вдали.