— Идем, — быстро сказала Мися и взяла поднос с пирогом.
Рута отложила нож и неохотно пошла за Мисей. Они сели рядом с мужьями.
— Смотри, какой я купил жене лифчик! — крикнул Полипа и рванул на Руте блузку, открывая веснушчатое декольте и белоснежный кружевной бюстгальтер. — Французский!
— Перестань, — тихо сказала Рута.
— Чего — перестань? Мне что — нельзя? Ты принадлежишь мне, вся ты и все, что на тебе. — Полипа посмотрел на развеселившегося Павла и повторил:
— Она принадлежит мне! И все, что на ней! Всю зиму она моя. А летом она выметается к матери.
Павел показал ему наполненную рюмку. Они не обратили внимания, когда женщины опять ушли в кухню. Рута села за стол и закурила. Тогда подкарауливающий ее Изыдор воспользовался возможностью и принес коробочку с марками и открытками.
— Посмотри, — сказал он зазывающе.
Рута взяла в руку открытки и рассматривала каждую в течение нескольких секунд. Она выпускала из красных губ струйки белого дыма, а помада оставляла на сигарете таинственные следы.
— Я могу дать их тебе, — сказал Изыдор.
— Нет. Лучше я буду смотреть их у тебя, Изек.
— Летом у нас будет больше времени, а?
Изыдор увидел, что на жестких от туши ресницах Руты остановилась большая слеза. Мися подала ей рюмку водки.
— Не везет мне, Мися, — сказала Рута, и пойманная в ресницах слеза стекла по щеке.
Время Адельки
Аделька не любила друзей отца, всех этих мужчин, от одежды которых несло сигаретами и пылью. Самым важным из них был Полипа — вероятно потому, что он был такой большой и толстый. Но даже Полипа становился милым и вежливым и говорил тонким голосом, когда к отцу приезжал пан Видына.
Видыну привозил шофер, который ждал потом целый вечер у дома в машине. У Видыны была зеленая охотничья куртка и перо на шляпе. Он хлопал Павла на прощанье по плечу и долго, плотоядно целовал Мисю в руку. Мися наказывала Адельке заняться маленьким Витеком, а сама вытаскивала из кладовки самые лучшие запасы. Нож мелькал в ее руках, когда она резала копченую колбасу и ветчину. Павел говорил о Видыне с гордостью.
— В наши времена хорошо иметь такие знакомства.
Именно эти знакомые отца пристрастились к охоте и приезжали из большого леса, обвешанные зайцами или фазанами. Они клали все это в прихожей на столе и, прежде чем сесть за стол, опрокидывали по полстакана водки. Дом пах бигосом.
Аделька знала, что в такой вечер она должна будет играть. Еще она следила за тем, чтобы под рукой был Антек со своим аккордеоном. Ничего она так не боялась, как отца, когда он злился.
Когда подошло время, мать велела им взять инструменты и идти в комнату. Мужчины закуривали, и наступала тишина. Аделька задавала тональность, и они с Антеком начинали играть. Когда доходила очередь до «Сопок Маньчжурии», Павел брал свою скрипку и присоединялся к дуэту. Мися стояла в дверях и смотрела на них с гордостью.
— А вот этому, малому, я куплю контрабас, — говорил Павел.
Витек прятался за мать, когда на него смотрели.
Во время всей игры Аделька думала о мертвых животных на столе в прихожей.
У них у всех были открытые глаза. Глаза птиц напоминали стеклянные камушки с перстней, но глаза зайцев были какие-то страшные. Адельке казалось, что они следят за каждым ее движением. Птицы лежали связанные за ноги в пучки, как редиска. Зайцы по отдельности. Она искала в их шерсти и перьях раны от пуль. Но ей лишь иногда удавалось найти застывшие круглые струпы. У мертвых зайцев кровь капала с носа на пол. Их мордочки были такие же, как у кошек. Аделька поправляла им головы, чтобы они не свисали со стола.