Появился Джо, тоже в мундире, небрежно расстегнутом летнем хаки; увидев Дэвида, он забыл свою медлительность, со смехом подбежал и заключил его в медвежьи объятия, бросив через плечо Дебре:

– Ну, я оказался прав?

– Джо говорил, что ты приедешь, – объяснила Дебра.

– Похоже, я один об этом не знал, – заметил Дэвид.

На обед собралось пятнадцать человек, и огонь свечей отражался в полированном дереве большого стола и больших серебряных субботних кубках. Бриг прочел короткую молитву – атласная, с золотой вышивкой ермолка выглядела на его лысой голове слегка неуместно, – потом своей рукой наполнил кубки вином, приветствуя каждого гостя. С Джо была Ханна, ее медные волосы блестели при свечах, с Дэвидом она поздоровалась сдержанно. Пришли два брата Брига с женами, детьми и внуками, за столом было шумно, дети требовали внимания, и разговор постоянно переходил с иврита на английский. Пища была экзотическая, острая, хотя вино, на вкус Дэвида, сладковатым. Сидя рядом с Деброй и разделяя ее принадлежность к этому счастливому обществу, он чувствовал приятное спокойствие. И вздрогнул, когда к нему обратился один из двоюродных братьев Дебры.

– Вам, должно быть, нелегко... первый день в такой необычной стране, как Израиль. Вы ведь не еврей, не понимаете иврит...

Слова звучали не зло, но разговор внезапно замер. Бриг, слегка нахмурившись, строго взглянул на того, кто невежливо обошелся с гостем.

Дэвид видел, что Дебра пристально смотрит на него, как будто ждет, что он скажет, и неожиданно подумал о трех отречениях, которые существуют в христианстве, мусульманстве и, наверное, в законе Моисея. Он не хочет покидать этот дом, этих людей. Не хочет снова оказаться в одиночестве. Ему хорошо здесь.

Он улыбнулся и покачал головой.

– Необычно, да, но не так трудно, как вы думаете. Я понимаю иврит, хотя не очень хорошо говорю на нем. Видите ли, я еврей...

Рядом с ним Дебра негромко вздохнула от удовольствия, и они с Джо быстро переглянулись.

– Еврей? – переспросил Бриг. – Вы не похожи, – и Дэвид все объяснил, а когда он закончил, Бриг кивнул. Казалось, он слегка оттаял.

– К тому же он летчик, – похвастала Дебра, и усы Брига встопорщились, как живые, ему пришлось приглаживать их платком, пока он внимательно разглядывал Дэвида.

– Налет? – резко спросил он.

– Тысяча двести часов, сэр, из них почти тысяча на реактивных.

– Реактивные?

– "Мираж".

– "Мираж"! – Зубы Брига сверкнули. – Эскадрилья?

– "Кобра".

– Отряд Растуса Науда? – Ожидая ответ, Бриг смотрел на Дэвида.

– Вы знаете Растуса? – удивился Дэвид.

– Мы вместе летали на первых чешских "спитфайрах" – в сорок восьмом. Мы тогда называли его Батч Бен-Йок, Сын Нееврея. Как он? Тогда он был словно на пружинах.

– Проворен, как всегда, сэр, – тактично ответил Дэвид.

– Что ж, если вас учил летать Растус, должно быть, вы недурной пилот, – признал Бриг.

Как правило, Военно-воздушные силы Израиля не используют иностранцев, но перед генералом был еврей, по всем признакам – первоклассный пилот. Бриг заметил удивительную стремительность, порыв, энергию, которые Пол Морган, строгий судья молодежи, тоже разглядел в племяннике и высоко оценил. Если только он не ошибся в своей оценке, а ошибался он очень редко, перед ним редкий экземпляр. Он снова посмотрел на молодого человека, отметив спокойный пристальный взгляд, который, казалось, был устремлен к далекому горизонту. Взгляд отличного стрелка, а все его пилоты хорошие стрелки.