Да, все верно, но, с другой стороны, неужели он выжил только для того, чтобы бродить в одиночестве до скончания своих дней? В чем смысл жизни, которую больше ни с кем нельзя разделить? Пожалуй, тогда уж лучше сразу умереть.

Дано колеблется еще несколько секунд. А затем как можно тише бросается бежать вверх по лестнице в надежде догнать женщину.

Айрис сидит на полу. Куда им теперь идти? Лучи солнца, что раньше ласкали ее усталое лицо, погасли на стене гостиной, где она сидела, прислонившись к книжному шкафу. День почти прошел, и солнце скрылось за зданиями на западной стороне Ниторгет.

Вокруг полная тишина. Они сразу же, едва вернувшись домой, распахнули в квартире все окна настежь, и с тех пор по улице проехала только одна машина. Какое-то время назад они слышали жуткий крик. Он раздался, когда Айрис укладывала Сигрид спать и дочурка уже почти засыпала. Такой же душераздирающий крик, каких они уже много наслушались за вчерашний день. Пожалуйста, не надо больше, подумала она тогда. Но почти сразу же Айрис с грустью подумала, что, если такие крики прекратятся, это будет значить, что они с дочкой остались совсем одни.

Тот жуткий крик испугал Сигрид. Айрис гладила ее по головке, пытаясь успокоить, и несколько раз пропела дочке колыбельную о троллихе-маме – чего она не делала уже почти три года, – пока та не заснула. По правде говоря, Сигрид следовало бы уложить спать чуть позже. Может быть, Айрис придется несладко завтра утром, когда дочка встанет ни свет ни заря, но прямо сейчас ей казалось, что завтра уже никогда не наступит.

Ее желудок сводит от боли. Когда Айрис удалось увести Сигрид из спальни и успокоить, она уговорила ее съесть последнюю порцию пасты болоньезе, что стояла с самого понедельника. Холодильник даже без электричества все еще сохранял холод, и, подождав, пока паста, постояв на кухонном столе, немного согреется, Айрис накормила дочь и доела то, что осталось на тарелке Сигрид.

Потом около полудня они обе съели по банану – последние фрукты, что были у них дома.

Они почти ни словом не обмолвились о том, что произошло. Когда Айрис попробовала заговорить об отце, Сигрид тут же замкнулась в себе, словно в рот воды набрала. Наверно, Айрис нужно было настоять, но у нее уже не оставалось на это сил, она слишком устала.

Остаток дня она провела, стараясь больше не плакать и во всем угождая Сигрид. Айрис сосредоточила все свое внимание на дочери, гладила ее по головке, рассказывала приходившие на ум сказки. Стараясь при этом не думать о том, во что превратилась их жизнь.

Было так странно сидеть одним в пустой квартире в гробовой тишине, но Айрис словно впала в какое-то оцепенение. Все эмоции кончились. Оставался только один вопрос: как жить дальше в мире, который внезапно вымер?

Она осторожно ощупывает свою сломанную руку, по-прежнему висящую на временной повязке – наложить гипс ей так и не успели. Она кое-как соорудили себе шину из двух больших палок, которые вынула из горшков с растениями в гостиной. Каждую палку Айрис разломала на четыре части, просунув между радиатором и подоконником. Вот какая у нее теперь новая специальность – вскрывать двери и ломать палки. После чего Айрис зафиксировала их на руке, помогая себе разорванной на полосы футболкой. Обычно она не принимала обезболивающие, но сегодня уже успела проглотить две таблетки ибупрофена. Лекарств в ванной должно было хватить, чтобы продержаться еще четыре дня. Оставалось надеяться лишь на то, что перелом не очень серьезный и боль сама скоро пройдет.