– За жертвенность! – хором подхватили сидящие за столом.
Я подняла бокал, пригубила и с подозрением оглядела то, что лежало в моей тарелке. Тем временем все принялись за еду.
Майкл, наблюдавший за мной, шепнул:
– Верь мне, Эффи.
Встретившись с ним взглядом, я вспомнила, как в детстве папа учил меня плавать. Я была напугана до смерти. Отпускай, Эффи, шепнул папа, придерживая меня, верь мне. Теперь я просто обожала плаванье.
Я положила кусочек закуски в рот и принялась жевать. Нежная солоноватая мякоть напоминала полузабытый вкус свинины. Я не ела мяса с двенадцати лет, заклеймив родителей-мясоедов как убийц. От одного воспоминания мне стало плохо.
Металлическая рука Майкла, на удивление теплая, коснулась моего локтя.
– Верь мне, – повторил он.
Я дала слово, вспомнилось мне. Улыбнувшись, я дожевала и принялась за другой кусок, превозмогая настойчивое желание выбежать из-за стола и запереться в уборной. Когда я, наконец, доела, подали главное блюдо.
Мое сердце оборвалось.
На огромном блюде в центре стола среди колец поджаренного лука и долек картофеля лежал кусок самого настоящего мяса, из которого торчал обломок кости. Вокруг стола засуетились официанты, обнося гостей угощением.
Майкл насмехается, пользуясь положением хозяина? Я запаниковала, и если бы не его спокойный взгляд, я бы пулей вылетела из столовой. Вяло потыкав вилкой кружочки моркови, я подцепила крошку мяса, забросила в рот и, со слезами на глазах, принялась жевать. Съесть остальное было не в моих силах.
– Что это такое? – шепотом спросила я, потянув Майкла за рукав.
Он улыбнулся.
– Точнее было бы спросить «кто это такой».
– Что значит «кто»? – прошипела я.
– Эффи, кажется, ты только что впервые попробовала человечину.
Разговор за столом утих.
– Это что, шутка? – задохнулась я.
Майкл не шелохнулся.
– На самом деле, сегодня особый вечер. Сегодня я разделяю с вами свою плоть, свое тело.
Я оглядела присутствующих. Казалось, никто не удивлен. Напротив, у всех был довольный вид.
Меня выставили на посмешище.
Я едва сдержалась, чтобы не запустить тарелкой в стену и не вывернуть содержимое желудка прямо на стол. От тарелки повеяло тошнотворным запахом тлена. Не помня себя, я вскочила с места.
– Какая мерзость! – завопила я, уставившись на Майкла. – Я думала…
– Ты думала, что ешь мясо коровы или свиньи? Несчастного создания, которому не дано выбрать свою судьбу? Нет, Эффи, это – мой сознательный выбор. Я свободно даю…
Меня передернуло.
– Не может быть. Никто бы не… Какая мерзость!
Я была уверена, что меня вот-вот вырвет.
– От начала времен мы, люди, тянем соки из Земли, поедая других живых существ, – проговорил Майкл, пристально глядя мне в глаза. – Теперь мы можем утолить голод, поедая свою собственную плоть. Это единственный выход.
К горлу подступила тошнота.
– Зачем ты это делаешь?
– Потому что я – христианин. А ты?
Я кивнула.
– Разве христианство – не ритуальный каннибализм? Разве каждое воскресенье мы не отправляемся в церковь, чтобы причаститься тела и крови спасителя нашего? Наша вера… – раскрытой ладонью он обвел присутствующих за столом, – носит личный характер. Спаситель – в каждом из нас, его божественная искра – в каждом из нас. Вкушая собственную плоть, мы соединяемся с Богом живым в каждом из нас, точно так же, когда причащаемся Тела и Крови Христовой. Мы отдаем часть себя во искупление грехов наших и грехов человечества.