который лежал на подоконнике. Попало, конечно, Альке. А у Женьки Шуршун прошлым

летом вырвал из рук голубой шар с нарисованным жёлтым цыплёнком. Было бы не

обидно, если бы шар улетел к самому небу. Но Шуршун не хотел отдавать его ветрам,

которые высоковысоко передвигали горы белых облаков. Он ударил голубой шар с жёлтым

цыплёнком о провода, и шар лопнул.

– Почему он такой вредный? – говорила Женька. – Прямо ужас какой вредный!

– Он как маленькая собачонка, – решил Алька. – Большие собаки всегда добрые, а

маленькие только и хотят за ногу тяпнуть.

Алька и Женька, чтобы разозлить своего врага, по очереди кричали в трубу:

– Эй ты, сквозняк несчастный!

Шуршун замолкал, услышав такие оскорбительные слова, а потом ещё громче выл от

возмущения…

Однажды зимой Алька, Женька и Валерка шли из школы. Вернее, шли только

Валерка и Алька. Они тянули за верёвочку санки. На санках сидела Женька и держала три

портфеля: свой и мальчишек. Они возвращались с урока физкультуры. Урок у

первоклассников был весёлый: соревновались в парке, кто дальше всех съедет с горы.

– А Валерка ехалехал да как головой в сугроб вррежется! – вдруг вспомнил Алька.

Валерка сразу засмеялся. Он любил смеяться. А Женька хохотала так, что рассыпала

портфели и сама свалилась на бок.

Шуршун терпеть не мог, когда ктонибудь весело смеялся. Кроме того, он давно хотел

отомстить Альке и Женьке за насмешки. Он полетел к котельной, поднял там с земли

несколько крошечных острых угольков, смешал их со снежной пылью и понёс навстречу

ребятам.

Валерка, всё ещё смеясь, подставил снежному облаку лицо. Было очень приятно,

когда снежинки таяли на разгорячённых щеках, А Женька не решилась подставить лицо

снегу и закрылась шапкой с пушистым помпоном.

Потом они взглянули на Альку и увидели, что он совсем не смеётся. Он стоял,

опустив голову, и тёр кулаком глаз.

– Ты что? – удивилась Женька.

– Соринка попала, – сморщившись, сказал Алька.

– Больно? – сочувственно спросил Валерка.

Алька не ответил. Ему было так больно, будто глаз проткнули иголкой. Слезы сами

собой бежали по щекам.

– Не три кулаком, – сказала Женька. – Дай я соринку языком вытащу. Я умею.

Она была просто сумасшедшая! Алька даже подумать боялся, что ктото может

дотронуться до его больного глаза. Он его и открытьто. никак не мог, а рука сама

прижималась к лицу.

– Нука, покажи, – велела Женька.

– Убирайся! – крикнул Алька. – Как дам!

Женька скривила губы и сказала:

– Недотрога! Испугался!

Алька одним глазом поглядел на санки, схватил свой портфель и трахнул Женьку. Но

если смотришь одним глазом, да ещё сквозь слезы, всё кажется какимто перекошенным. И

Алька промахнулся. Он треснул портфелем не по Женьке, а по собственной ноге. А

Женька отскочила и запела:

– Недотрога… Алькакаралька!

– Опять вы… – жалобно сказал Валерка. – Ну хватит вам!

Он больше всего на свете не любил, когда ктонибудь ссорился. Сам он никогда не

обижался и ссорился очень редко. Валерка был весёлым и улыбался почти каждую минуту.