На крыльце школы стали прощаться. Каштан шмыгнул носом и торжественно

произнёс:

– Пока, товарищи космонавты.

Он всем по очереди протянул руку. Серёжик засмущался и стал торопливо стягивать

варежку, потому что в ней прощаться не полагается. И Каштан терпеливо ждал, когда

Серёжик снимет варежку, пришитую на тесёмке к рукаву пальтишка.

Алька вдруг подумал, что настоящим капитаном был сегодня всётаки Каштан.

Друзья шагали по улице под заснеженными деревьями, и Алька размахивал пустой

коробкой с мохнатыми котятами на крышке.

– Быстро как мы шоколад уплели! – гордо сказал Валерка. – Я ещё никогда столько

сразу не ел. Думал сейчас, что помру.

– У меня медаль осталась, – сообщил Алька.

– А у меня слонёнок. Только он, наверно, подтаял в кармане.

Алька расстегнул пальто и пощупал карман.

– Медаль, кажется, тоже размягчилась.

– Пока домой идём, они совсем растают…

– Съедим? – нерешительно спросил Валерка.

Они переглянулись. Алька задумчиво сказал:

– Съедим уж…

Шоколад в карманах стал совсем мягким. Чтобы он затвердел, его пришлось сунуть в

снег. Алька и Валерка сели на штакетник – ждать.

Алька вдруг нахмурился и предложил:

– Дайка, Валерка, я лучше у слона голову откушу. А медаль оставлю… Для Женьки

оставлю.

– Правильно, – обрадовался Валерка. – Кусай. И передние лапы кусай. Ты правильно

придумал.

– Конечно, правильно. Она ведь тоже с нами… летала.

– К Белому Гиганту, – вздохнул Валерка.

Потом они снова шагали по улице, и снег был синий от вечерних сумерек. А окна

были жёлтые, светлые. В окнах шевелились мохнатые лапы ёлок.

На ёлках медленно кружились цветные шары, похожие на блестящие планеты.

Белые, красные, зелёные…

Соринка

Ветер жил в водосточной трубе старого двухэтажного дома. Он поселился там давно,

когда труба ещё не была покрыта ржавчиной и вокруг стояла маленькая деревня, а не

большой город.

От деревни только и остался этот одинединственный дом с кирпичным низом и

бревенчатым верхом. Среди деревенских изб он был самым большим, а в городе оказался

самым маленьким, если не считать газетных киосков.

Ветер, живущий в трубе, был тоже маленький. По сравнению с ветрами, которые

летают над всей землёй и гнут большие деревья, это был просто уличный сквозняк. Алька

звал его Шуршуном, потому что этот ветер, когда вылетал на улицу, сразу начинал

шуршать по асфальту сухими листьями.

У Шуршуна был очень скверный характер. Наверное, от зависти. Шуршун завидовал

большим ветрам. Он злился на своё бессилие и, чтобы на него обратили внимание,

старался навредить людям. Вырывал из рук газеты, хлопал форточками, поднимал пыль в

переулках. Но сил у него хватало всего на несколько минут.

Иногда, в холодную погоду, Шуршун выл в трубе от тоски и злости. Труба была

дырявая, проржавевшая, и Шуршун мёрз в ней.

Алька прижимался щекой к трубе и слушал, как голосит противный ветер.

Приходила соседская девчонка Женька и тоже слушала.

Они оба не любили этот ветер. Однажды Шуршун залетел в открытое окно, хлопнул

створкой и опрокинул пузырёк с тушью на чертёж старшей Алькиной сестры Марины,