Из куска ткани, который художник извлек из недр походного сундука, мужчины быстро соорудили что-то наподобие навеса, под которым мы все и расположились.
Пьетро с хитрым видом достал из-под скамьи кучера плетеную корзину, в которой оказались хлеб, несколько головок домашнего мягкого сыра, круг колбасы и два кувшина с вином, или, как его называли здесь, фьён.
— Приятель, неужели ты принялся за старое? — наигранно изумился Пауло, пожевывая сухую травинку. Он уже лежал на траве, с удовольствием вытянув ноги, — То-то я гадал, куда ты бегал всю ночь! Думал, что от этой пресной еды тебя выворачивает, а ты, оказывается, в погреба наведывался!
— Не завидуй, друг мой, — поучительно отозвался его приятель, выкладывая сыр и колбасу на камни и ловко нарезая хлеб толстыми ломтями.
Я внимательно посмотрела на Паоло, мысленно сравнивая его с вчерашним незнакомцем. Он был ниже и явно толще, к тому же его руки не были столь белыми и холеными, как те, что я видела ночью. Этому трюку меня научили наши мальчики: запоминать человека не только по лицу, но и по рукам. Способ был не совсем надежным, но сейчас помог. Руки Пьетро тоже оказались мозолистыми и грубыми.
— Мадонна, — окликнул меня художник, отвлекая от наблюдений. Он протянул мне один из кувшинов. Я вздрогнула и машинально посмотрела на его руки: с разноцветными следами от въевшейся краски, тонкими порезами от неудачных попыток заточить грифель, они тем не менее были достаточно красивыми, но тоже далеки от тех, которые я видела. Хоть это радовало. Я взяла кувшин. Кубков не было, и фьён пришлось пить из горла.
— Далия мне рассказала о незнакомце, — аккуратно начал художник, выждав, пока я сделаю глоток. Я кивнула и заметила вполголоса:
— Да. Твоя шпага пришлась кстати, он не был готов к тому, что я буду сопротивляться.
— Как вы думаете, чего он хотел?
— Не знаю. Но искал он именно меня. Или кого-то очень похожего.
Мы переглянулись. Боно бросил взгляд на приятелей. Но те были увлечены фьёном.
— Но не думаю, что искали именно меня, — быстро добавила я, — Шпага была для незнакомца полной неожиданностью.
— Теперь уже не будет, — предупредил меня художник, — надо обязательно рассказать это мэссэру графу.
Я кивнула и откинулась на нагретые солнцем камни, закрыла глаза. Пахло луговыми цветами и малиной. После бессонной ночи фьён буквально вскружили голову, и я наслаждалась этим полуденным отдыхом.
Сквозь ленивую дрему я слышала, как Боневенунто с набитым ртом рассказывал какие-то скабрезности, отчаянно жестикулируя. Дружки художника пили фьён, хохотали и звонко хлопали себя по бедрам, прося повторить особо смешную шутку. Далия сидела рядом со мной. Даже с закрытыми глазами я чувствовала, что она недовольно происходящим, но понимала, что возражать бесполезно.
— Вот пустозвон! — пробормотала она, думая, что ее никто не слышит. Я приоткрыла один глаз. Женщина сидела и с какой-то грустью смотрела на разошедшегося художника, — Хорошо мэссэр граф его не видит, иначе не избежать ему плетей.
Сон как рукой сняло. Я резко села?
— Плетей? За что?