Мне не хотелось здесь находиться, но Этельстан настоял, поэтому я расположился в задних рядах, среди отбрасываемых высокими подсвечниками теней, и приготовился выслушать все, что скажет мой сын. Он был известен ненавистью к язычникам, и я ожидал яростной брани, направленной по видимости против Анлафа, но, без сомнения, с намеком и на меня.

Но сын удивил. Он говорил о земле, которую мы защищаем: о полях и лесах, озерах и горных пастбищах. Говорил о семьях, о женах и детях. И делал епископ это хорошо: не громко, но голос его доносился до нас вполне отчетливо.

– Бог на нашей стороне! – заявил он. – Это на нашу землю пришли враги, так разве Господь может нас оставить?

Я слушал, думая про себя, что во время нашествия Этельстана на Шотландию епископы Константина вещали то же самое.

– Мы называем всю эту землю нашей по праву, – продолжил Освальд, – потому что Нортумбрия – часть Инглаланда, а мы сражаемся за Инглаланд. Да, мне известно, что Нортумбрия наводнена язычниками! – Я внутренне содрогнулся. – Но язычники есть и в Инглаланде. Епископ Ода родился язычником! Я сын нортумбрийского язычника! И тем не менее оба мы принадлежим энглийскому народу! – Голос его возвысился. – Оба мы христиане! Оба епископы! У скольких из стоящих в этой церкви были родители-язычники?

Вопрос застал всех врасплох, но постепенно стали подниматься руки, включая руку моего сына. Меня удивило число поднятых рук, но, по зрелому рассуждению, большинство воинов Этельстана было из Мерсии, а северная ее часть долгое время находилась под властью данов и заселялась ими. Мой сын опустил руку.

– Но теперь мы не разделяемся на данов и саксов, – продолжил он торжественным тоном. – И не на язычников и христиан. Все мы энглийский народ! И с нами Бог!

Хорошая получилась проповедь. Мы все тревожились. В войске Этельстана было известно, что нам предстоит сражаться на поле, выбранном врагом, и по армии гулял слух, будто бы сам Этельстан не одобрял данное Стеапой согласие.

– Чепуха, – раздраженно отмахнулся Этельстан. – Место не идеальное, но, наверное, даже лучше, чем стоило ожидать.

На следующий день после проповеди моего сына небольшим отрядом из двенадцати человек мы отправились осмотреть лесистый гребень, который должен был оказаться слева от боевой линии войск Этельстана. Я послал Эдрика и Осви разведать гребень вплоть до разрушенного частокола Бринстэпа, и они заверили нас, что в рощице за поселением врага нет. Тем временем пятьдесят других всадников разъезжали по будущему полю боя, удаляясь на север, насколько позволяли условия перемирия. На одном из них красовался приметный плащ Этельстана, а на голове сиял похожий на корону золотой обод, чтобы у врагов не осталось сомнений. Южнее оговоренной границы люди Анлафа не заходили, и я надеялся, что предпринятая Этельстаном рекогносцировка гребня останется незамеченной лазутчиками противника.

В поношенной кольчуге и помятом шлеме Этельстан выглядел как обычный воин, которому предстояло встать в «стену щитов». Он по большей части молчал, осмотрел с высоты поле боя, потом повернулся в сторону разрушенного палисада Бринстэпа.