Тварь плюхнулась в воду, ее как током пробило, конвульсии сменились дрожью, и от нее действительно поднимался едва заметный черный дымок. Я поднялся на ноги, прицелился аккуратно и выстрелил нечисти, а это точно нечисть, в башку.

Все.

И тут же, на автомате, перезарядил револьвер из скорозарядника, высыпав гильзы и единственный неизрасходованный патрон под ноги. Потом подберу.

Затем посмотрел на лежащий в воде лоток.

– Твою мать, все сначала теперь! – объявил я черной туше, а потом почувствовал, как начал накатывать не успевший включиться вовремя страх. И повернулся к подбежавшим.

– Это что было? – спросила Мила. – Ты сам цел? Цел? Ну ответь!

Вид у нее бледный, но руки не дрожат, даже карабин прикладом у плеча, готова воевать. Я даже больше ею залюбовался.

– Цел я, цел, все нормально со мной.

Насчет «нормально» преувеличение, но не правду же говорить о том, что чуть в штаны не навалил.

– А что это? – Дмитрий подошел ближе к туше, зайдя в воду до середины голенищ.

– Дай глянуть, я и не рассмотрел толком…

Тварь черная, даже оскаленные зубы черные, похожа на какую-то уродливую собаку, наверное, но конечности мощные, с жутковатыми когтями. Видел я что-то такое в брошюрках? Вроде бы да…

– Цербер, – объявил я уверенно. – Цербер это, даже в пособии для Патруля он есть, просто встречается не очень часто. Давай вытянем на берег и сфотографируем.

– На фига? – удивилась Мила.

– А на стенку в магазине повесим. И подпишем, что тварь расстреляна «пустышками» калибра четыре сорок пять с высокой эффективностью. Жаль, башку нельзя сохранить и тоже на стену… а, в любом случае башка порченая. – Одна пуля снесла всю левую сторону, вскрыв даже череп. Странно, что тварь после этого попадания еще прыгнуть сумела. А вот проточной воды они точно не любят, с гарантией, это я заметил.

– Я тут с тобой постою, – заключила Мила, перехватив свой карабин поудобней. – Присмотрю за тобой.

– Да я не против. Смотри вдоль ручья, «ред-дот» не выключай, и как что увидишь – долби в это на весь магазин. А мне теперь заново мыть все.

Я впустую обошел всю отмель, промывая лоток за лотком, пока не добрался до мелкой, по середину голени, протоки между ней и берегом. Зачерпнул еще один, вернулся на облюбованный валун и даже не домыл до конца, до чистого шлиха, когда увидел в темной массе нечто блестящее. Выхватил пальцами, промыл в воде, уронил себе на ладонь.

– Любимая…

– Что? – Мила обернулась.

– А вот что! – встал я и протянул ей самородок. – Держи. Самый первый. Пусть будет твой.

– Это что?

– Это золото. Взвесить только надо. Амулетик давай тебе сделаем из него.

И тут же Смирнов окликнул меня:

– Коля!

– Что? – обернулся я к нему.

– Тут есть золото! Уже в четвертой пробе есть. Все я правильно прикинул, понял? По ручью его гонит, жила там где-то, а тут все к отмели прибивает.

– Как ручей назовем? – Мила взяла самородок на ладонь и покатала пальцем.

– Милочка, ты и называй, – откликнулся Петрович. – Мы люди воспитанные, даме место уступаем.

– Тогда Золотой, как еще?

– Так и запишем, – прокомментировал Платон. – Вы это… учите мыть давайте. До темноты еще далеко.