Я вздохнула, принимая сложное решение, и закинула в сумку только сменное белье с пижамой.

— Нет, не надо, — к этому моменту я уже полностью взяла себя в руки и раскаивалась в своей слезливой слабости, — я хочу во избежание недоразумений тебе сразу пояснить, Эмиль…

— Емельян.

— Хорошо, Емельян. Я поеду сегодня с тобой. Прослежу, как ты устроишь котенка, и еще нам надо прояснить все нюансы нашего с тобой нынешнего положения. Но не думаю, что нам нужно жить вместе. Ты не обязан…

— Так, ладно. Сроки обсудим позже, — недовольно оборвал меня мачо, — нам еще в магазин надо заехать. Парню необходимо купить дом. Если ты не собираешься пока переезжать, значит, сумка тяжелой не будет, да?

— Да.

— Тогда мы будем ждать тебя внизу. Собирайся и спускайся.

Было видно, что мои слова Емельяну не нравились, и, наверное, ушел он, чтобы скрыть раздражение. Но зато я почувствовала себя лучше — я не тряпка и могу настоять на своем.

Взяла в ванной средства гигиены, косметичку, но даже не стала брать чистую форму на понедельник. Дабы не искушаться. Закрыв квартиру на все замки, я пошла вниз.

То, что Сева не вернется — я знала. Он не дурак и не будет развивать бесперспективную линию. А вот дом в Михайловке теперь его единственная надежда получить выгоду. Он его на «Авито» уже выставил за два с половиной миллиона. Я когда увидела, обалдела от того, как выросли за год цены.

Соседки на лавочке встретили меня таким понимающим видом, что захотелось закатить глаза и сказать, что это совсем не то, что они подумали! Но совесть врать не позволила, потому что это именно то. Поэтому я ничего не сказала, даже когда баба Маша мне заговорщически подмигнула, а Петровна заверила, что за квартирой проследит, и я могу хоть неделю не возвращаться.

Поспешила к машине и с помощью Емели спряталась внутри. Он как раз устраивал малыша на заднем сиденье в подушках, когда я вышла, поэтому без лишних разговоров устроил на переднем сиденье и меня.

— Около моего дома есть магазин для животных, так что купим все там, — сообщил он, выводя машину со двора.

Я промолчала. Я вообще не знала, как и о чем с ним разговаривать. Возможно ли вообще возвращение прежней легкости в наши отношения?

Мозг генерировал неприятные мысли. Например, что Лютовский стремится очистить свою совесть, позвав меня к себе жить, или считает, что сделал мне одолжение и теперь ждет благодарности. Но какой? Что я за это должна сделать? Может, безропотно скользить тенью по его квартире, шуршать по хозяйству и молча во всем слушаться? Нет, это не по мне. Я действительно сейчас сильно нуждалась, но гордость не позволит мне такие подачки принимать.

Всю дорогу я сидела, насупившись, и на все попытки Емельяна меня разговорить мычала односложные ответы.

— Со мной пойдешь в магазин?

— Му-му, котенка одного не оставлю, — это про то, что в магазин с ним не пойду.

— Дома поужинаем или сходим в ресторан? Рядом хороший итальянский.

— Му-му, дома.

И вот я умом понимала, что веду себя как малолетняя идиотка, а сделать ничего не могла. Бедный, бедный Эмиль. Надеюсь, завтра он сам меня из дома выставит, и все между нами станет проще некуда. Я — сама по себе, он — сам по себе, а ребенок, так и быть, будет наш общий, раз его отец так хочет.