До встречи с Подшиваловым я уже успел побывать в своем управлении и потому знал, что он меня обманывает: при желании можно было найти вакантную должность, соответствующую моим возможностям и опыту работы. Но это при желании! А вот этого желания у моего злопамятного товарища как раз и не оказалось.

Конечно, я мог бы пойти к Вадиму Александровичу, лучше Подшивалова осведомленному об обстоятельствах моей работы с подставой и особенно о том, чем эта работа закончилась, и поплакаться. Он бы меня понял и постарался помочь. Но, во-первых, он был в отпуске, а затем, не выходя на работу, уехал в краткосрочную командировку, а во-вторых, не в моих правилах было ходить по начальству и хлопотать за самого себя.

В общем, в своем управлении я остался не у дел.

Через какое-то время Подшивалов вновь пригласил меня к себе и предложил на выбор два варианта: работа в качестве преподавателя разведывательного института или действующий резерв.

Мне показалось, что я не созрел еще для того, чтобы учить других, к тому же, откровенно говоря, несколько опасался, что могу надолго, а может быть и навсегда застрять на преподавательской работе, как это уже неоднократно случалось с моими коллегами, а потому счел за лучшее принять второе предложение.

Отгуляв отпуск, я приступил к работе в консульском управлении МИДа, в небольшой, но достаточно дружной компании «подкрышников», коротавших время до очередной командировки или до пенсии.

А вскоре произошло еще одно событие, которое и определило мою дальнейшую судьбу по крайней мере на ближайшие четыре-пять лет. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

А произошло самое настоящее несчастье: в авиационной катастрофе погиб находившийся в отпуске резидент Игорь Матвеев, с которым мы когда-то учились в разведшколе и даже работали в первой командировке. Погиб вместе с женой, возвращаясь в Москву после недельного пребывания у родственников.

Узнав о катастрофе, мы пошли к нашим коллегам из транспортного управления, выяснили все обстоятельства и даже прослушали запись переговоров экипажа с наземной диспетчерской службой.

Это была нелепая и жуткая история.

Через полчаса после взлета начался пожар в багажном отделении (потом следствие установило, что причиной возгорания явился провоз горючих веществ, но наказывать было некого: виновник пожара тоже погиб). Экипаж запросил разрешения на аварийную посадку. Но, как назло, все ближайшие гражданские и военные аэродромы не могли их принять по погодным условиям, и они тянули, сколько могли, тянули до последней возможности, хотя с каждой минутой их положение становилось все более критическим.

Им не повезло: они так и не сумели дотянуть до аэродрома, готового их принять, в кабине было полно дыма, пилоты почти ничего не видели, а тут еще отказали приборы.

В этой безнадежной ситуации командир принял единственно возможное решение. Его последние слова, адресованные авиадиспетчерам, рвали душу:

— Сажаю на грунт, в пассажирском салоне паника, прощайте!

Но им не повезло еще раз: и без того невероятно сложные условия посадки усугубила линия электропередачи, пересекавшая заснеженное поле со скирдами скошенной соломы. Оставляя за собой шлейф черного дыма, самолет зацепил одну опору, другую и еще до соприкосновения с землей стал разваливаться на части. Из него посыпались люди, чемоданы, из отвалившейся плоскости на землю хлынул вспыхнувший керосин, фюзеляж развернуло, он ударился о последнюю опору и взорвался.